Елена Топильская - Темные силы

— Что-то в этом роде.

— И что? Одного Пашу пригрел?

— Нет, еще кое-кого. В основном, из непутевой молодежи.

— Так. И где вся эта молодежь?

— Кто где.

— А конкретнее?

— Кто в город съехал. Кто присел за разного рода деяния…

— Хулиганство? Причинение вреда здоровью?

— Вот-вот.

— Хулиганство, значит? Без всяких подводных камней? И скрытых мотивов? Просто вульгарно перепились и подрались?

— Местные говорят, что да.

— А ты сам что думаешь? Синцов пожал плечами.

— Смотря что понимать под хулиганством.

— Андрей, не мучай меня, — взмолилась я. — Ты что, намекаешь на ритуалы какие-нибудь кровавые? Или они взорвали кого-нибудь?

— Маша, ты только успокойся, — Синцов похлопал меня по коленке, но взгляд его при этом был устремлен на дорогу, в мою сторону он смотреть избегал. — Никого не взорвали. Было жестокое обращение с животными…

— Та-ак, — я расстроилась. — Понятно. Ритуалы сатанистские. И кого замучили?

— Кошек мучили, — неохотно рассказал Андрей. — И козлу голову отрезали.

— Козлу? — я удивилась.

— Из-за козла и дело-то возбудили. Кошки никому не нужны были бродячие, жабы и подавно…

— Господи, они что, еще и жаб мучили? — я вспомнила свою покойную Василису и содрогнулась.

— Ну, жаб и я в детстве мучил. Не думал, что на тебя это произведет такое впечатление… Так вот, хозяин козла написал заявление, все ж таки козел дорого стоит. Уничтожение личного имущества.

— Ну ясно. Всё один к одному. И этот Паша туда же. Дебил, да еще сатанист… Это конец. Закономерный финал. Принесение в жертву самых мерзких существ, созданных природой: жабы, козла и следователя прокуратуры.

— Да брось ты, Маша! — похоже, Синцов даже разозлился. — Это еще вилами по воде… Капиталист этот съехал через год после того, как коттедж купил. Но бывал тут иногда, примерно раз в полгода. Последний раз его видели зимой.

— А почему он, интересно, потом не приезжал?

— Некуда было. Домик его сгорел дотла.

— Сгорел?!

— Сгорел. Причина возгорания не установлена. И вскоре после этого Паша Иванов куда-то сорвался. Но не факт, что к нему. Это раз. Два — это то, что ничего криминального за мужиком не числится. Ну, возился он с Пашей, тот вообще был тогда малолеткой. Все еще надо проверять.

— Ну да, конечно, — безрадостно согласилась я. — А как фамилия этого благодетеля? — странная догадка вдруг поразила меня.

— Эринберг.

— Что?!

Хоть я и ожидала подсознательно такого ответа, но когда он прозвучал, не смогла сдержаться. Синцов удивленно повернулся ко мне, и я вцепилась ему в руку, лежащую на руле.

— Притормози!

Он послушно остановил машину у обочины и включил аварийку. Только сейчас я обратила внимание, что вокруг стемнело; проехав поле, мы встали напротив хвойного леса, мрачного и угрожающего, невесть какие ужасы таящего за черными, почти неразличимыми в сумерках стволами. Я вытащила из газеты папку с договором и сунула ему прямо под нос.

— Смотри!

Он, бросив на меня опасливый взгляд, включил свет в машине и уткнулся в договор; куда ему смотреть, я ткнула пальцем.

— Что за черт!

— Вот именно! — я даже ощутила что-то похожее на торжество.

Илья Адольфович Эринберг — так звали человека, заключившего с комбинатом договор займа. Главный инженер комбината подозревал, что этого человека в природе не существовало, что за него расписался сам директор, но я-то теперь знала, что такой человек есть. Оказывается, он облагодетельствовал не только комбинат, но и глупенького подростка Пашу Иванова. И других глупых подростков, которые отрывали головы живым петухам, жабам и козлам, чтобы их гуру мог расписываться в договорах кровью. Хорошо, если не человеческой…

— Послушай-ка, а чем это он расписывался? —вот уже и до Синцова дошло. Он даже поковырял краешком ногтя подпись на договоре.

— Вот именно! — повторила я. Вот теперь, вертелось у меня в голове, вы все поймете, насколько серьезной опасности я подвергалась. И подвергаюсь, потому что этот теневой сатанист вообще неизвестно где находится и чем занимается. И я все больше укрепляюсь в мысли, что это ему я зачем-то понадобилась, а вовсе не придурку Паше, который только выступил слепым орудием в руках этого незаурядного господина. Незаурядного, судя по тому, какую аферу он придумал и прокрутил с комбинатским оборудованием, и судя по тому, что в делах осужденных подростков он никак не засветился, хотя я была уверена, что это он заказывал музыку.

И не просто незаурядного, а еще и с больной психикой. А что еще можно подумать о человеке, который не только в Библии чирикает кровью, но и кровью же подписывает серьезные бумаги, в присутствии нотариуса. Тут уже пахнет серьезной патологией.

— Так, значит, ты его ищешь по своему хозяйственному делу? Интересно…

— Вот именно.

— Хочешь посмотреть на пепелище?

— А ты знаешь, где?..

— Найдем. Поехали?

— Поехали.

Дорогу Синцов спросил всего два раза, и вскоре мы стояли у пожарища. Дом действительно сгорел дотла. Несмотря на то, что было это давно, и место пожара было обильно залито пеной, потом побывало под снегом, а сейчас сквозь угли уже пробивалась травка, оттуда все еще неприятно пахло гарью. Андрей нагнулся, подобрал камешек и бросил туда. Камешек испугал ворон, бродивших по пепелищу. Они взлетели, громко каркая, шумно хлопая крыльями, и меня мороз продрал по коже.

— Андрюша, позвони в больницу, куда Иванова запихали, — попросила я, вцепившись в рукав Синцова. Он не стал отцеплять мою руку, а положил поверх свою.

— Маша, успокойся, все нормально.

— Да-а, — мне хотелось плакать. — По-моему, ничего нормального. Все ненормально. И все вокруг ненормальные. Поехали отсюда быстрей, — этот областной городишко вдруг показался мне зловещей вотчиной приспешников сатаны, а вонища, распространявшаяся несчастным комбинатом, — запахом разложения. Л может, так оно и было.

— Поехали отсюда быстрей, — повторила я. —Только сначала позвони в больницу.

— Зачем?

— Я хочу убедиться, что псих там. Заперт на все замки и завязан в смирительную рубашку.

— Машуня, так оно и есть. Он заперт на все замки, закручен в смирительную рубашку, обколот лекарствами и спит себе в палате, — Синцов ласково погладил меня по руке.

И хотя ничего другого он сказать не мог, я, неожиданно даже для себя самой, взорвалась и заорала:

— Не надо со мной разговаривать, как с психованной! Я еще понормальнее вас всех буду!

Я визжала, одновременно абсолютно трезво оценивая ситуацию и понимая, что веду себя как классическая истеричка, и что меня саму впору закатать в смирительную рубашку. Понимала — и визжала еще громче, но Синцов и бровью не повел. Держа меня за руку, он свободной рукой вытащил мобильный телефон и набрал номер.