Елена Топильская - Темные силы

— И тебе понравилась девушка. Мигулько закатил глаза и выдвинул нижнюю челюсть.

— И ты ей на свои чувства намекнул.

— Допустим, — Мигулько кокетливо посмотрелся в приклеенный к стене осколок зеркала и поклацал зубами.

— Супер! — восхитился Горчаков. — Я же говорил, тебе этот образ ближе…

Мигулько треснул его пустым полиэтиленовым мешком.

— Але! Маша, не тормози! Мне долго еще быть прыщавым уродом?

— Так вот, — я заставила себя сосредоточиться. — Ты намекнул, а девушка тебе отказала. И не просто отказала, а на смех подняла, причем прилюдно. Сказала что-нибудь очень обидное, типа…

Я помедлила, подыскивая слова пооскорбительнее, но Горчаков меня опередил:

— С такой-то рожей лучше со свиньей поцелуйся! И не подходи ко мне, а то стошнит! И вообще ты, Мигулько, скотина безрогая, мне на два отдельных поручения не ответил… .

— Э, э! — запротестовал Мигулько, задвинув челюсть обратно. — А в лоб?

— Ладно, Костик, поверь, ничего личного. А на отдельные поручения все-таки ответь…

Отпив глоток, я аккуратно перехватила хрупкий стаканчик с вином левой рукой, а правой потерла висок. Вдруг ужасно заболела голова. Что ж они так галдят, Горчаков и Мигулько? Так, надо собраться.

— Костя! Ты на Горчакова обиделся?

— А ты как думаешь, Маша? Между прочим, поручения-то бездарные. Самому лень задницу от стула оторвать, а опера тебе что, мальчуганы на побегушках? Ты бы еще попросил дельце подшить и за пивом сбегать, а?

—Ой — ой — ой! — Горчаков с ядовитым хохотом повалился на хлипкую кушетку. — Между прочим, часть четвертая статьи сто двадцать седьмой …

— Ты еще Уставы императора Александра вспомни, крючкотвор! Или «Русскую правду»! Нынче кодекс другой, и статья другая, сто пятьдесят седьмая! А там написано, что следователь все сам должен делать!

— Формалист хренов! Там написано, чтоб вы самодеятельностью не занимались…

Мне показалось, что они сейчас подерутся. А ведь Горчаков вовсе не девушка, и Мигулько —не прыщавый урод. А что было бы, если бы один из них действительно отказал другому в любви?

— Так что было бы, если бы Горчаков был девушкой, и отказал тебе, Костя?

— В лоб дал бы, — откликнулся Мигулько, и теперь уже Горчаков треснул его по голове подобранным с пола полиэтиленовым мешком. —Нужна мне его любовь!..

Я поморщилась.

— Ты еще не вышел из образа? Тогда попробуй представить, что было бы…

— В каком смысле?

— Да, в каком смысле? А кстати, где Гайворонский? Его только за смертью посылать! —Лешка подобрал с пола орудие разборок — полиэтиленовый пакет и грустно потрогал пробку на водочной бутылке. Нет, они не понимали, о чем я.

— Да ни в каком!

Я отвернулась и отхлебнула из стаканчика. Вино уже не казалось мне хорошим, от его горьковатой терпкости сводило рот, и вообще пить без закуски не хотелось, хоть и не водка это. Я вспомнила, что придя с работы, так и не успела поесть. Господи, неужели все это было сегодня? Какой безразмерный день!

— Ладно, Машка, не обижайся, — Горчаков погладил меня по руке, в которой я держала стаканчик, при этом чуть не расплескав красное вино мне на юбку. — Скажи своими словами.

— Попробую. Допустим, ему грубо отказали, и для него это стало стрессом. И наложило отпечаток на его отношения с женским полом. Мы с тобой, Лешка, таких видали сто раз. Такие больше с признаниями к девушкам не подойдут, а подкараулят их в подворотне. Камнем по голове, или придушить, она и отказать не успеет, тем более в грубой форме.

В глазах у Лешки промелькнуло понимание.

— Ага, а у нас потом «глухари» половые.

— Вот именно. Если человек испытал стресс, он не будет добровольно повторять стрессовую ситуацию, а постарается ее избежать. Этот же, как его? Иванов ведет себя с точностью до наоборот.

— Подожди, он же в тебя влюбился по фотографии в газете? — включился в разговор Костя. — Я так понял, что он видел фотки женские находил тех, кто ему нравился, и начинал названивать…

— Вот именно, — повторила я. — Это-то и странно. Он даже не ищет женщину поплоше, а выбирает по фотографии в газете. То есть человек, который когда-то потерпел унизительное фиаско на любовном фронте, теперь добивается не просто женщины, себе по плечу, а успешной женщины, чьи портреты в прессе публикуют. Хотя сам с тех пор не стал лучше и успешнее, судя по старым джинсам и поношенным кроссовкам. Нет, что-то здесь не то.

— Да ладно, Машка, расслабься, — отмахнулся Мигулько. — Во-первых, он псих. И что там в его мозгах варится, знает только его лечащий врач. А во-вторых, с чего вы взяли, что он когда-то потерпел фиаско? Он этого не говорил. Это наши домыслы.

— Да, действительно, — Горчаков посветлел лицом. — Может, у него бзик такой: увидит женщину в газете и начинает о ней мечтать. И вообще, пока что он никого не подорвал, а то бы не гулял так спокойно по Питеру, а?

— А с чего бы вдруг у нас родились такие домыслы? — спросила я Константина. — Может, клиент о чем-то таком обмолвился?

Мигулько задумался, и тут за дверью раздались торопливые шаги, вошел Гайворонский, но без конфет. И лицо у него было озабоченным, нерадостным.

— Ну где ты ходишь, горе луковое? — набросился на него начальник. Гайворонский присел к столику, открыл водку и, плеснув себе в стаканчик, лихо свою порцию опрокинул.

— Мужики теток пробили, которые у нашего клиента в списке.

— Ну и что? — в один голос просили Мигулько и Горчаков, а Мигулько уточнил:

— Есть такие в природе? Все реальные?

— Есть.

— Ну и что? Не тяни резину.

— Ничего, — Гайворонский сглотнул. — Только они все пропали.

В тот вечер за мной ухаживали, как за тяжелобольной, было даже приятно. Конечно, из РУВД все поехали к Горчаковым и пили до глубокой ночи, двумя бутылками, купленными Мигулько, дело не ограничилось. Насвинячили на стерильно чистой кухне у Лены, сожрали все съестные припасы семьи Горчаковых, не давали спать их девочкам и моему мальчику, которого ко всему прочему насильственно загнали в постель в несвойственное для него время. Он вообще был недоволен происходящим, кривил губу, сквозь зубы общался со взрослыми, хмуро отвечал на дурацкие подначки типа: «А де-вочки-то у тебя есть? Нету? А мальчики?» На большее фантазии взрослых мужиков не хватало, поэтому Хрюндик вздохнул с облегчением, когда его отправили спать в гостиную.

А мы сидели на прокуренной кухне (поначалу мужики деликатно выходили с сигаретами на лестницу, потом стали, извиняясь, выпускать дым в форточку, а кончилось вульгарным курением не сходя с места — так им, якобы, лучше думалось), и обсуждали ситуацию.

А ситуация была такова.

Пока Синцов разговаривал с клиентом, наши районные опера проверили список женских имен, найденный в вещах задержанного. В списке было четыре фамилии; вернее, пять, пятая — моя. Все фамилии с адресами, и вообще с полными данными: дата рождения, номер телефона, напротив двух фамилий записан был даже номер паспорта. К списку прилагались вырезки из газет с фотографиями женщин и статьями, по поводу которых делались фотографии.