Елена Топильская - Белое, черное, алое…

— Что ты мне допрос устроил! Был, развелся.

— Вы его развели?

— Нет.

— Врете. А дети есть?

— Нету.

— Опять врете. Может, он больной?

— Леня, а у тебя дети есть?

— Вы разговор-то на меня не переводите. Я-то не больной. У меня дочка, вот, смотрите, — он вытащил из внутреннего кармана пиджака фотографию симпатичной девчушки. — Они с моей женой во Франции живут.

— Где-где? Как же их туда занесло?

— Да жена пожила со мной, а потом на работу завербовалась и уехала. Да вообще-то, у нас был фиктивный брак: ей нужна была прописка, а мне бабки…

Я не поняла, всерьез он это или шутит. Лицо у него было непроницаемым.

Вообще, я заметила, Кораблев никогда не улыбается. Смеяться может, а улыбки я на его суровом челе никогда не видела. Либо ржет, либо с серьезным видом порет ерунду.

— А дочка тоже фиктивная?

— Нет, дочка получилась настоящая. — Он снова взглянул на фотографию, которую все еще держал в руке. — По-французски уже болтает, как на родном языке. Я летом к ней ездил, она у меня была за переводчика. Ну ладно, соловья баснями не кормят, есть-то давайте.

— Пожалуйста. — Я налила ему супу.

— Супчик со сметаной? — спросил он, взяв ложку наперевес.

— А как же, — я поставила перед ним пластиковую коробочку со сметаной.

— Ma-ария Сергеевна! — протянул он, нахмурив брови. — Вы что! Мне сметану предлагаете в коробочке?! Где у вас соусник?

Я, ни слова не говоря, переложила сметану в керамическую мисочку и снова поставила перед ним.

— Ma-ария Сергеевна! — протянул он с той же интонацией. — В такой посуде сметану не подают, нужен специальный соусник.

— Ну нет у меня соусника! Прости, если можешь! — поначалу я стала терять терпение, но теперь мне было смешно.

— Ну, вы учтите, — мягко сказал он мне, кладя в суп сметану. — Чтобы у вас все было как у людей. Суп, кстати, слегка пересолен. Но я уж съем, чтобы не обижать хозяйку. А вы уже второе накладывайте, я быстро ем.

И правда, не успела я красиво разложить на тарелке куриную ногу, посыпанную кокосовой стружкой, в окружении румяных, запеченных в духовке картофелин (правда, по рабочим дням я запекаю в духовке уже сваренную картошку — так быстрее, сырая уж очень долго доходит до кондиции, хотя, конечно, сырую запекать вкуснее) и сверху бросить веточку петрушки, как Леня уже поставил в мойку пустую тарелку из-под супа и взял у меня из рук второе блюдо.

— Четыре с плюсом, — оценил он внешний вид трапезы.

— А почему четыре?

— Трава лишняя. Леопарды сена не едят.

Через пять минут он бросил на тарелку обглоданную до белизны кость и потребовал:

— Теперь чайку. С лимоном. Чем вы посуду моете?

— «Санлайтом».

— Тряпкой пользуетесь?

— Губкой.

— Правильно. Хозяйственным мылом сейчас уже никто не моет. А что к чаю будет?

— Варенья хочешь?

— А печенья нету?

— Печенья нету.

— Ну, давайте варенье. А где у вас зубочистки?

— Нету.

— Нету зубочисток? Ma-ария Сергеевна! Зубочистки должны быть в каждом приличном доме! Купите.

— К твоему следующему визиту?

— Да. Где варенье-то? Вообще, в гостях надо есть как можно больше, это мой принцип. Если ты в гостях у друга, ты сделаешь ему приятное, а если в гостях у врага, то нанесешь ему материальный ущерб. — Говоря это, он уже прихлебывал чай с лимоном и, вынув из чашки ложечку, расплескал чай на скатерть. — Ой, я тут пролил нечаянно… Ну, ничего, скатерть все равно уже несвежая, ее стирать надо.

Наконец он отставил чашку и откинулся на стуле:

— Ну, спасибо. Посуда у вас красивая. Вы это в честь меня?

— Нет, мы и сами каждый день едим из красивого сервиза. Зачем есть из алюминиевых мисок, а в шкафу держать «Мейсен»?

— А, то есть вам к приходу гостей на стол поставить нечего, вся красивая посуда — ив пир, и в мир, и в добры люди? Да еще и скатерть стелите! Это одноразовая?

— Да если бы… — вздохнула я.

За кухонной дверью послышалось шуршание, ребенок заскребся в открытую дверь, тихим осипшим голосом зовя:

— Ма, можно тебя на минуточку?

Я вышла к нему. Мой зайчик поманил меня пальцем, чтобы я наклонилась к нему, и на ухо спросил:

— Когда этот придирала усатый уберется уже?

— Почему «придирала усатый»? — удивилась я.

— Ну что он к тебе придирается все время? Хуже, чем папа…

Я рассмеялась, присев перед ним на корточки:

— Котичек, не переживай за меня, я спокойно к этому отношусь. С юмором. Он человек-то, в сущности, неплохой, просто характер у него такой сложный.

Насколько я в нем разобралась, он любит, чтобы последнее слово оставалось за ним, а проявлять свой авторитет ему, видимо, негде, вот он и самоутверждается таким образом. Но я это понимаю и для себя обидным не считаю.

— Значит, у него тоже комплекс неполноценности, как у нас с тобой?

Я поразилась, не столько тому, что мой ребенок без запинки это словосочетание выговаривает, сколько тому, что он уже в себе этот комплекс осознает:

— Гошенька, а у тебя-то откуда этот комплекс взялся?

— По наследству…

Когда я вернулась на кухню, Кораблев заканчивал мыть посуду. Поставив в сушилку последнюю тарелку, он выжал губочку, протер никелированную поверхность мойки и кран заодно, снял с себя и повесил на место фартук и снова вытащил из кармана носовой платок, которым стал вытирать руки.

— Леня! Спасибо за посуду…

— Не стоит.

— А почему ты носовым платком вытираешься? У меня же и в ванной, и на кухне полотенца висят, вот на кухне специально есть полотенце для рук и отдельно для посуды.

— Нет уж, я лучше платочком. Чего я буду вам полотенца пачкать…

— Или руки свои… Может, мои полотенца для тебя недостаточно чистые?

— Может быть, — невозмутимо сказал Кораблев. — Ребенка-то собирайте.

Ребенок битый час складывал в коробку любимые игрушки, без которых он не может прожить ни дня и которые он возьмет к бабушке, а я думала, что хоть что-то сдвинулось в отношениях с моей бывшей семьей. На первых порах после моего ухода из дома Гоша оставлял полюбившиеся игрушки у меня, даже если не наигрался еще ими вдоволь, и скрепя сердце от них отрывался. Как-то я ему предложила взять очередного трансформера с собой и у бабушки его спокойно дотрансформировать. Гошка долго мялся, видимо, соображая, как объяснить мне ситуацию и при этом как можно меньше меня уязвить, потом промямлил, что папа запрещает ему приносить туда игрушки, которые я ему купила. «Почему?» — искренне удивилась я, мне-то и в голову не приходило запрещать Гошке играть в то, что ему покупал Игорь. Больше года прошло, пока мой бывший муж перестал обращать на это внимание, по крайней мере, внешне это, слава Богу, уже не проявлялось.

…Пока мы везли ребенка к бабушке, я еще крепилась, но на обратном пути голова моя безвольно свесилась вниз и я задремала. Разбудил меня какой-то разговор; минуту я не могла понять, где нахожусь, потом обнаружила, что я дрыхну на пассажирском месте в машине Кораблева, которую остановил инспектор дорожно-патрульной службы и разбирается с ним.