Николай Леонов - Идеальная афера

Тут Николай впал в амбицию. Это кто такой, покрупнее?! Тогда Гуров чуть приоткрыл ему истину, показал, как им, да его конкурентом тоже, манипулировали втемную. Как стравливали. Как использовали для наведения сыщиков на ложный след.

Гроб дураком не был. Дошло до него быстро. Но эмоционален мафиози светлораднецкий оказался сверх всякой меры. Поняв, что к чему, он впал уже в бешенство. Которое плохой советчик, ибо туманит мозги.

После ряда тонких косвенных вопросов, изумительной психологической игры Лев уверился: "режиссера", он же "кукловод", он же "верблюд", Гуреев не знает. Хотя догадывается о его существовании.

Так что, все напрасно? Ну нет! Отнюдь не напрасно.

– У него к концу разговора при одном упоминании Осадчего только что слюна из пасти не шла, – продолжал Гуров. – И наговорил он мне про Олега Ивановича столько и такого, причем по давешним делам тоже, что получается – рыдает по господину подполковнику скамья подсудимых. Прямо горючими слезами заливается.

– Именно что наговорил, – досадливо заметил Крячко. – Он же тебе ни одной бумажки не подписал? Нет? Так это – сотрясение воздуха. Мало ли чего человек в запале не наклевещет на ближнего своего! Так примерно станет защищаться драгоценный Олег Иванович.

– Бумажки! – Гуров усмехнулся. – Ты бы еще сказал, мол, как это ты, Лев Иванович, с Гроба протокольчик допроса, по всем правилам оформленный, не поимел! Я изначально не рассчитывал на бумажки. А прижать Осадчего я смогу. Мало того, я это сделаю. В самое ближайшее время. Как? Вот слушай как.

Выслушав друга, Крячко второй раз за этот день оценил планы Гурова одним коротким словом:

– Рехнулся!

– Не скажи. Хотя к чему зря спорить? Как там во дни нашей комсомольской юности говорили? Практика – основа познания и критерий истины. Вот на практике мой план мы проверим. Прямо сейчас.

Гуров подошел к телефону, набрал номер оперативного дежурного ГУВД.

– Говорит полковник Гуров. Я звоню из ведомственной гостиницы ГУВД, проверьте номер по определителю, чтобы не сомневаться. Можете перезвонить на вахту, там сидит дежурный сержант из ваших. Не нужно, вы мне и так верите? Чудесно. Тогда срочно дайте мне номер домашнего телефона и адрес подполковника Олега Ивановича Осадчего. А вот зачем он мне понадобился, это не ваше дело. В ресторан я его пригласить хочу. Вот-вот, это замечательно, что вы про меня слышали. Имеете шанс увидеть. Очень рассерженного. Так, диктуйте, я записываю...

Положив трубку, Лев сразу же снова поднял ее, набрал номер. Дождался, когда ответили, несколько секунд молча слушал. Затем снова опустил трубку на рычажки, повернулся к вошедшему в комнату Крячко:

– Он дома. По коням, вперед! Улица Академика Павлова, семнадцать. Найдешь улицу?

– Где б ему быть в начале одиннадцатого, – ворчал Крячко, поворачивая ключ зажигания "Галлопера". – Это какого академика? Который собачек мучил? Найдем, живодера этакого!

– Сам понимаешь, – Гуров говорил слегка извиняющимся тоном, – разговор у нас должен быть без свидетелей. Больше шансов на успех. Подождешь меня в машине. Он живет вдвоем с женой, дети разъехались. Это я еще раньше выяснил. Я поднимусь, скажу, что поговорить надо конфиденциально. Не захочет дома, спустимся вместе. Поедем к нам. Дай сигарету, что ли. Нервничаю. Все-таки он из наших. Хуже нет, когда так!

– А Осадчий, случаем, не возжелает угостить тебя чем-нибудь тяжелым по головушке шибко умной? – поинтересовался Станислав, протягивая Гурову мятую пачку сигарет.

– Нет. Не тот тип, не та обстановка. Лупить меня по организму ему смысла нет. Во-первых, ты внизу. Я ему об этом не премину сообщить. Во-вторых, если он просто вежливо упрется, то здесь и сегодня я с ним ничего не сделаю. Потом – да! Сделаю, да еще как. На этом я попытаюсь сыграть. Я должен его психологически сломать. Если не получится, то он ничего не скажет.

– Лев, мы почти на месте. Вон, за светофором, поворот на живодерскую улицу. Скажи, чего ты хочешь от Осадчего добиться?

– Сейчас – только одного. Кто такой кукловод? Он должен, он не может этого не знать! Иначе вся моя хваленая сыскная интуиция плевка не стоит.

– Нужный тебе дом где-то здесь, – сказал Крячко, выруливая на стоянку. – А механику нефтяной аферы ты что, сам понял уже?

– Нет. Пока с "кукловодом" знакомства не сведу, вряд ли пойму. Но Осадчий здесь не поможет. Не думаю, что он посвящен.

Гуров захлопнул дверцу "Галлопера", бегло глянул на номер дома, к которому примыкала стоянка, повернул направо и быстро зашагал к расцвеченной огнями вечерних окошек башне-пятнадцатиэтажке.

Сзади еще раз хлопнула дверца "Форда". Голос Крячко догнал Льва:

– Удачи, сыщик!

Гурова долго рассматривали в "глазок". Так долго, что он было решил, что Осадчий просто не откроет дверь. Почему бы нет? Имеет право... В глупом же положении тогда окажутся они со Стасом.

Наконец щелкнул замок. В проеме двери стоял Олег Иванович Осадчий.

– Что, очень рады меня увидеть? – холодно поинтересовался Гуров. – То-то лицо, словно вас только что дубиной по башке шарахнули. На радостях, не иначе. Мне вашу физиономию созерцать тоже не мечта всей жизни. Куда денешься – служба! Вы уж, Олег Иванович, позвольте мне пройти. Или про неприкосновенность жилища разглагольствовать начнете, как шибко любят ваши теперешние дружки-приятели?

Лев нарочно, сознательно сразу брал быка за рога. Обострял ситуацию. Атаковать, только атаковать, не сбавляя давления, взвинчивая темп.

Осадчий молча, не здороваясь, посторонился, пропуская Гурова в квартиру. Так же молча он смотрел, как Лев снимает куртку, кладет шляпу на полочку над вешалкой.

– Наш разговор может затянуться. – Гуров поправил чуть растрепавшиеся волосы. – Может быть очень коротким. Это от вас зависит. Но в любом случае он должен проходить с глазу на глаз.

– Проходите в маленькую комнату за мной, – первые сказанные Осадчим слова прозвучали в тесном пространстве коридорчика как-то глухо. – Затянуться, говорите? Не думаю. Не о чем нам разговаривать.

Он ошибался. Темы для разговора нашлись. Самые жгучие и животрепещущие. Правда, говорил в основном Гуров. Олег Иванович слушал, полуприкрыв веки и тихонько раскачиваясь в кресле. Изредка вставляя реплики.

– Вы очень многое успели, – голос Осадчего чуть дрогнул. – Если бы речь шла не обо мне, то первое, чем я поинтересовался бы, – как вам это удалось? Мы говорим, как вы изволили пожелать, с глазу на глаз. Поэтому не постесняюсь сказать: вы настоящий дьявол, Гуров. Встреча с вами – величайшее несчастье моей жизни. Теперь я вас спрашиваю: вы понимаете, что все, о чем вы мне сейчас так азартно говорили, проходит по ведомству беллетристики? Художественной литературы? Доказательств сказанного у вас нет.