Александр Горский - Марионетка

— Я ведь, по сути, все знаю со слов следака, что дело вел. Когда Толя этого армяшку молотить начал, мимо, как назло, менты проезжали. Тогда ж у нас еще милиция была, краснознаменная, — уголки рта нервно дернулись, обозначая кривую усмешку, — восемьдесят девятый год был, еще не девяностые, но время мутное. Менты злые были, они ж ничего не понимали, что происходит. Дубинки им как раз всем раздали, наверное, для понимания. Ну вот, они к нам, Толя бежать. А я как сидел рядом, так и остался сидеть. Вроде как тот, кто подбежал ко мне первый, меня по хребту и перекрестил дубинкой пару раз, а я к нему повернулся, может, чего сказать хотел, да тут меня ему на штаны и вывернуло. Вот тогда он и озверел напрочь. Ногой сначала в лицо мне врезал, а когда я на спину опрокинулся, начал что есть дури мне промеж ног лупить, словно я насильник какой. Я почти сразу сознание потерял от боли, не знаю, сколько он меня бил. В деле записали, что мне побои нанесли неустановленные лица. Следак сказал, что если я права качать не буду, то мне на суде года четыре запросят. А в итоге все семь вышло. Во как бывает. — Туз несколько раз моргнул, затем совладал с собой и продолжил: — Я, когда в больничке в себя пришел, так чуть от боли не свихнулся. Ничего ж не делали, лечить совсем не лечили, два раза в день по таблетке анальгина давали, вот и все лечение. А у меня промеж ног шар кровяной размером как два кулака висел. Неделю ждали, когда он сам рассосется, потом только прооперировали, да там уже омертвело чего-то. — Леха, сморщившись, отчаянно махнул рукой. — Так что армян легко отделался, так ему и передайте.

— Легче всех, я так понимаю, отделался Локтионов. — Реваев наконец вернул очки на нос.

— Ну да, — Туз качнулся всем телом вперед, — Толя — красавчик. Накуролесил и смылся. В колонию ко мне первый раз приехал, только когда я уже четыре года отмотал. Все выжидал, боялся, что им заинтересуются. Потом через полгода еще разок прикатил, сникерсов мешок привез, а дальше все, сгинул. Ни слуху ни духу. А когда я вышел, так Толя уже с нашего района съехал, никто и не знал, где его искать. Мне тогда не до него совсем было. Квартиры нет, денег нет, ничего не умею. Полный покер, короче. Хоть назад на зону просись. Ну что делать? За семь лет знакомствами пооброс, кой-какими связями, подался в бригаду. Мы вроде как под солнцевскими ходили, но я никого из известных не видел, окромя бригадира нашего. Там тоже, скажу, не сахар был. Кто поумнее, уже в бизнесмены переходить стали, а таких, как мы, пехоту, пачками выкашивали. Или за решетку, или за оградку на кладбище. Вот и весь выбор. Ну и свалил я по-тихому. Где Толя обосновался, я уже знал тогда. Понимал, что он при деньгах.

Леха улыбнулся, взъерошил волосы на голове.

— Он, когда меня увидал, так и подумал, что я за деньгами пришел, чуть кнопку не раздавил со страха. Брелок у него тогда был, чтобы охранника из приемной вызывать, коли что не так. Ну а я что? Мне ведь денег от него особо и не надо было. Жизни я хотел нормальной. Спокойной жизни хотел. Толя подумал и взял меня к себе. Первое время, конечно, побаивался. Не очень мне доверял. А потом как-то дошло до него, что я зла не держу, выпили мы с ним вместе. С тех пор он меня в личную охрану перевел, а как дом этот выстроил, так и я живу тут. Ну, про это я уже вам рассказывал, — спохватился Туз.

— Да уж, потрепала вас жизнь, — Реваев сочувственно взглянул на собеседника, — но неужели никакой обиды на Локтионова не было?

— Да как сказать, — цокнул языком Леха, — может, чего и было, только с годами все куда-то на глубину уходит. Оно, наверное, лежит в мозгу где-то, но только чем-то другим придавленное, уже и не отыщешь. Понятно, что через его дурость все вышло, ну так что теперь. Был бы потрезвей немного, тоже сбежал бы. Вот если б мне мента того встретить, который меня калечил, вот с ним бы я потолковал обстоятельно, — Туз мечтательно улыбнулся, но улыбка тут же пропала, — да только где его найдешь, мента этого?

— Теперь уж все, не найти, — согласился Реваев, живо представляя последствия подобной встречи, — ну да ладно, не будем больше ворошить далекое прошлое. Расскажите-ка мне о вашей дружбе с березой. С чего такая страсть по деревьям лазать?

Туз тяжело вздохнул, неуверенно взглянул на полковника.

— Вот честно не знаю, как тут говорить. Как ни скажи, все идиотом выглядеть буду.

— Уверяю, это не самое страшное, что может быть в жизни, — усмехнулся Реваев.

— Это точно, — кивнул Туз и, хлопнув себя ладонями по коленям, широко улыбнулся, — ну, слушайте историю, как Леха Туз маньяком заделался. Я же, сами понимаете, женщинами теперь не шибко интересуюсь. На массаж разве что хожу иногда. В Таиланде, когда с Толей были, очень уж я эти массажи полюбил. У нас здесь, правда, не то. Вроде и делают все так же, и мнут там же, а удовольствия нет такого, — он пожал плечами, — атмосфера, наверное, не та. Вот там, в Таиланде, я впервые Полину в купальнике и увидел. Не скажу, что прям что-то во мне шевельнулось, нет, уже никогда не шевельнется. Но глаз от нее оторвать я просто не мог. Так целыми днями и любовался. Но отпуск, сами знаете, он всегда быстро пролетает, даже у банкиров. Две недели как не бывало, и вот мы здесь. Точнее, они там, — он неопределенно махнул рукой, очевидно в сторону особняка Локтионовых, — а я здесь.

— И что, не утерпели?

— Так все случайно вышло, — признался Туз, — я уж недели две мучился, спать толком не мог. Ложусь, глаза закрываю — ее вижу. До утра проворочаюсь с боку на бок, потом хожу весь день как чумной. Вот вечером как-то вышел, брожу по двору. Тихо, хорошо, после дождя воздух сосной пахнет. И тут раз — на втором этаже свет включился. А я в доме бывал уже несколько раз и на второй этаж поднимался. Знал, что на эту сторону ванная выходит. Я, значит, замер, стою, голову задрал. Ничего не видно, только тень какая-то промелькнула. И вот хотите верьте, хотите бейте, я сам не помню, как на эту березу взмахнул. Словно крылья выросли, вот крест вам даю. — Леха мелко перекрестился, а затем нащупал через футболку крестик и сжал его пальцами, словно он должен был подтвердить правдивость всего сказанного. — Сижу я на этой березе, а с нее комната как на ладони вся. Саму ванну, правда, не видать, она сбоку от окна, но остальное все видно. И вот сижу я так десять минут, двадцать, а неудобно, чуть не свалился даже. А из ванны никто вылезать все не собирается. Я еще подумал, вот прикол будет, ежели я тут проторчу незнамо сколько, а там Толя окажется. И тут — раз, и она вышла. Из ванны! Мокрая! Голая! Я даже зажмурился от красоты такой, ненадолго, конечно.

Туз вздохнул. Его бледные щеки немного порозовели от нахлынувших приятных воспоминаний.

— И вот с тех пор я почти каждый вечер там, когда погода, конечно, позволяет. Зимой, конечно, хлопотно бывало. Толя даже меня спрашивал как-то, зачем я возле березы снег чищу? А как не чистить? Иначе следы будут. Я отбрехался, сказал, что так красивее. А он мне — мол, корни померзнут, надо, наоборот, к дереву снег присыпать. Еле отбился. Хорошо хоть, и впрямь последние зимы теплые были. Хотя, конечно, — тут Туз вздохнул снова, — зимой окна запотевают, так что толком и не видно ничего.