Лев Гурский - Министерство справедливости

Жизнь полна сюрпризов. Отправляясь в Марокко, не думаешь, что скоро тебя положат в гроб вместо мертвого румына. А когда летишь в этом гробу по небу и видишь с высоты блеск океана, не знаешь, что через сутки судьба приведет тебя на его побережье — в порт Касабланки. Вскоре меня ждет причал Мулай-Юсеф, терминал номер 3.

Всё началось с широты и долготы, которые вычислил для меня Влад Туватин. Оказалось, что по указанным координатам нет никакого клочка суши, даже кораллового островка типа Нуси-Бо. Ага, подумал я тогда, очень мило. Идею, что хозяин колпачка движется по океану вплавь или на весельной лодке, отбросим сразу. Значит, следует найти судно, но какое? Круизный лайнер, рыбацкую шхуну, а может, крейсер? Лет тридцать назад поиски растянулись бы на недели, но в эпоху Интернета нужную информацию за считанные минуты мог добыть любой пользователь Сети — даже непродвинутый, вроде меня.

Через общедоступный онлайн-трекинг морских судов Marine Traffic я всего в три клика выяснил, что в означенный день и час в этой точке океана находилось одно судно — яхта «Гурон» класса «М» водоизмещением семь тонн. На всякий случай перепроверил через FleetMon — всё верно. Ради интереса попробовал найти имя владельца «Гурона», но без толку. Эти сведения закапывают глубже, чем пиратские клады. То есть открытые данные вроде имеются, а пользы от них ноль. Яхта была изначально зарегистрирована на острове Мэн, ходила под либерийским флагом и принадлежала трастовому фонду, которым управляло акционерное общество, которым, в свою очередь, владел анонимный благотворительный фонд, учрежденный другим акционерным обществом… ну и так далее. Обнаружить, где в этой очереди начало и есть ли оно вообще, не сумел бы, наверное, и человек поопытнее меня: скорее всего, где-то в дурной бесконечности цепочка пересекается сама с собой, и может, не один раз. Так обычно и бывает.

После того, как я вычислил «Гурон», мне оставалось отследить геолокацию по автоматической идентификационной системе. Это я сделал сегодняшним утром. И что же? Стало понятно, что яхта держит курс на Касабланку и прибудет днем. За полчаса до того, как я первый раз попытался смыть с себя рыжую краску, на сайте порта высветились название причала и номер терминала. Так что, беседуя со своей командой, я одновременно раздумывал о том, как бы половчее спровадить их домой, а самому пока остаться.

Появление яхты «Гурон» в Касабланке вряд ли было простым совпадением. Да, я мог себе представить, что кто-то из гангстеров — пусть бы и Запорожский — готовил себе запасной путь отхода из Марокко, не подозревая, что он не пригодится. Но это объяснение не казалось мне убедительным. В мире десятки тысяч яхт и примерно столько же городов на побережьях рек, морей и океанов. Тем не менее и яхта, к которой меня привел тайник Левки, и наша команда оказались одновременно в одном и том же городе. Как такое вообще могло быть? Теория вероятности, ау? Закон больших чисел, ау? Имейте в виду: мой братец — не Нострадамус и не бабка Ванга. Он не мог заранее знать о дате кончины Стево Лазареску — с последующим отпеванием. Тем не менее он зачем-то завещал мне треклятый колпачок от шариковой ручки! И при этом, гад такой, ничего не объяснил.

Надеюсь, сегодня вечером я получу ответы. Пойму ли я их, если не знаю вопросов?

На причал Мулай-Юсеф я приехал около девяти вечера, занял удобную позицию в нише между двумя пакгаузами и стал следить за яхтой в подзорную трубу, которую еще в Москве под благовидным предлогом одолжил у Нафталина. Ни на одной из двух палуб, ни на капитанском мостике не наблюдалось никакой активности — словно бы люди, пригнавшие яхту на третий терминал, сочли задачу выполненной и поспешно свалили отсюда подальше. Это было бы очень кстати: осмотр чужого судна удобнее проводить без свидетелей. Впрочем, я не торопился покидать свое укрытие раньше времени и ждал.

Как только стемнело, красные и зеленые огоньки весело замигали на ближайших яхтах — но не на «Гуроне». Здесь обе палубы оставались темными, а в черных иллюминаторах тускло отражались звездочки фонарей с пирса. Это означало, что путь свободен. Однако я все же дотерпел, пока длинная и короткая стрелки моих часов сойдутся на двенадцати, и только тогда осторожно, с оглядкой, поднялся по трапу. Считается, что чем дороже яхта, тем надежнее замки. Но я ведь не зря купил в лавке напротив отеля универсальный ключ от всех замков — полуметровый стальной ломик. А против него, как известно, нет приема.

Вскрыв дверь, я оставил ее приоткрытой, скатился по трапу обратно на причал и опять затаился между пакгаузами. Если «Гурон» на сигнализации, и та сработала, полиция порта обязана прибыть через семь минут максимум. Я выждал двадцать — ни воя сирен, ни прожекторов, ни полицейских с карабинами наперевес. Даже местная кошка пробежала по пирсу молча. В такие вот минуты всеобщий пофигизм кажется прекрасным качеством.

Вперед! Пять секунд — и я на трапе, еще три — и я внутри. Дальше мой план состоял из двух пунктов. Первый — задернуть занавески на всех иллюминаторах. Второй — ощупью найти выключатель, а потом зажечь свет. Однако я не сумел сделать ни того, ни другого.

Помешала мне тяжесть, разлитая в воздухе. Вязкий свинец сразу проник в мои легкие, отнимая кислород. Голова закружилась. С запозданием я понял: что-то на этой яхте было неправильно — словно бы здесь хранили что-то мерзкое, вонючее, тошнотворное, вроде сгнивших останков кита. Тошнота окружала меня со всех сторон, она была такой плотной и густой, что я понял: еще мгновение — и желудок вернет съеденный днем обед. «Только бы не наблевать!» — эту мысль я еще успел запомнить. А потом уже — больше никакую…

Я открыл глаза и понял, что темноты нет. Передо мной весело вспыхнул крутящийся калейдоскоп из огней, набрал скорость, а потом вдруг замедлился, мигнул и исчез. На свободное место тотчас же выдвинулась густая лесная чаща, сказочный черный бор… Да нет, не бор это был — борода! Знакомая, пышная, с сединой — примерно, как у меня до покраски. Мгновение спустя над бородой обозначились знакомые очки на знакомом носу.

Левка? Левка! Вот же сукин сын! Я жутко разозлился, и эта злость перевесила радость от того, что братец внезапно оказался жив.

Две бороды — одна старше, другая младше — клубились друг напротив друга.

— Какая же ты гадюка! — выдохнул я. — Значит, всех обдурил, прикинулся мертвым, чтобы свалить по-тихому? Ты хоть понимаешь, сколько хороших людей тебя, заразу, до сих пор оплакивают? Если бы они только знали, что ты такой бездушный, бесчувственный, бессовестный, бессердечный… — Я запнулся, не найдя, какими словами продолжить ряд.