Лев Гурский - Министерство справедливости

Дорогин посмотрел на меня — огорченно, но не обиженно.

— Ну и дурак, — проговорил он. — Нет, за откровенность спасибо, и текст вы сказали отличный, прочувственный. Признаю, что ошибся. Вы ничем не лучше вашего покойного брата. Какой-то идиотский идеализм вместо логики. Когда мы выключили из проекта Льва Ильича, у меня вы оставались в резерве, а теперь придется закрывать весь проект… Жаль, жаль… Но за одно мне вас хочется особенно поблагодарить — за ту историю со львом. От нее мне вышла двойная польза. Первая — когда эта зверюга вычеркнула из списка живых этих генералов и полковников. Началась кадровая ротация, и многие подвинулись в званиях, включая и меня. Был младшим лейтенантом — стал капитаном, через одну ступеньку даже перепрыгнул… Ну все, Роман Ильич, прощайте. — Дорогин поднял автомат. — Обещаю вас похоронить по морскому обычаю…

— Стойте, — торопливо сказал я. — Вы говорили только про первую пользу. А где вторая?

Пал Палыч посмотрел на меня с любопытством.

— А ведь забавная вещь, — признал он. — Мой ответ вам совсем не интересен, вы явно тянете время и на что-то надеетесь, но на что? Горизонт чист, так что вряд ли кто-то успеет прийти на помощь. А действие транквилизаторов на ваши способности не могло пройти так быстро. Вас же не тошнит и не выворачивает от моего присутствия, несмотря на мою службу в госбезопасности. Стало быть, таблетки работают… Так в чем дело?

— Ни в чем, Пал Палыч, ни в чем, — честно ответил я. — Таблетки работают, вы выиграли, а я просто тяну время. Надеюсь на провидение и на случай. У вас же были проблемы с сердцем. Вдруг вас сейчас хватит инфаркт? Умирать-то не хочется. Это у вас есть опыт воскрешения из мертвых, а мне-то достанется гибель всерьез.

Умирать не хотелось. Из последних сил я мысленно пытался растормошить весы , придать им хоть минимальный импульс. Мы совсем близко, много-то не надо. Левка же не зря говорил о каких-то границах. Может, это не те, что вне меня, а те, которые внутри?

Не опуская автомата, Дорогин поглядел на меня еще внимательнее.

— Странно, — протянул он. — Удивительно. Моя интуиция мне подсказывает, что в ваших словах нет неправды. И в то же время я вам не верю. Хм! Ладно, не будем рисковать. Я…

Яхта вздрогнула — так сильно, словно легендарный морской змей толкнул дно «Гурона». Я вылетел из шезлонга, но успел ухватиться за борт обеими руками и остался на палубе.

Дорогину повезло меньше: его тоже вытряхнуло из шезлонга, но поскольку его правая рука была занята автоматом, он смог держаться за борт только левой. Мгновение спустя я увидел, как Пал Палыч летит в воду. А еще через мгновение гигантская серебристая туша — в несколько раз больше той, что была в фильме «Челюсти» — вынырнула рядом с яхтой.

Раскрылась пасть, похожая на открытый капот многотонного грузовика, но с несколькими рядами острейших зубов. Я увидел, как Пал Палыч Дорогин медленно вплывает в пасть ногами вперед. И когда скрылось из виду всё, кроме головы, эта голова успела крикнуть:

— Но как?..

— …Но как? — спрашивает шеф.

Юрий Борисович сидит за своим столом-сундуком и во все глаза смотрит на меня. Сейчас он больше похож не на шерифа, а на главаря мафии. Притом довольно испуганного.

— Вас что интересует конкретно? — спрашиваю я. — Как я доплыл, не умея управлять яхтой? Автоматика справилась и без меня. Этим и хороши яхты класса «Мизантроп». Или, может, вы хотите узнать, откуда взялась эта акула и почему в ее акулью голову пришла идея толкнуть «Гурон»? Да черт его знает. Я не управляю всеми случайностями в мире, это просто невозможно. Иногда они происходят с человеком сами собой — и мне везет.

— Роман Ильич, послушайте… — Голос шефа похож на шипение проколотой шины.

— Да-да, — киваю я, — понял, не продолжайте. Вас, наверное, интересует, есть ли шанс, что это было не просто везение? Я тоже думал об этом. Может быть, силе в моей голове перестало нравится, что ее ограничивают? Может, транки ее больше не останавливают?

— Ну пожалуйста, Роман Ильич…

— А-а, — говорю я, — так, значит, вы хотите знать, почему его прикончила именно акула? Мне это тоже было любопытно. Я даже залез в жизнеописание Дорогина, искал, но ничего не нашел. Возможно, это метафора. И до своего президентства, и во время он стольких съел в переносном значении, что под конец съели уже его — в прямом. Или, например, если зол уж очень много, равнодействующая дает что-нибудь экзотическое.

— И меня это тоже касается? — шепчет шеф. — Я ведь только раз, честное слово…

— Тогда с вами будет просто, — объясняю я. — Принцип бумеранга. Вы подстроили брату автокатастрофу — значит, вам прилетит какая-нибудь авария. Ждите и надейтесь.

— Я не хотел, — бормочет Юрий Борисович. — Вы же прекрасно знаете, я не для себя стараюсь — для дела. Где найдешь другой такой же источник? Выгода взаимная: Дорогин сдает нам клиентов, мы его не трогаем. Тем более что кроме меня никто не знает имени главного информатора. Он же мертв официально, никаких проблем. Но вашему брату как втемяшилось: нечестно, говорит, гнобить шестерок и отпускать Джокера. Как будто мы в комиксах. Я в тот день, когда мы встретились, искренне надеялся уговорить его, но…

— Но не уговорили, — жестко продолжаю я. — Пришлось ему устроить автокатастрофу.

— Не собирался я этого делать, — бормочет шеф. — Пал Палыч мне сказал: устраните. А я хотел по-доброму, до последнего. Я же не киллер… Все получилось само собой. У меня водительский опыт больше, чем у него. И я лучше знаю, куда вывернуть руль и когда выскочить. Ну и как до того расстегнуть ремень безопасности, чтобы он не сразу заметил… Сами же знаете: ваш брат бывал упрям, как осел. Пришлось выбирать: либо наше дело, либо он. Я уже тогда знал про вас и надеялся, что вы его смените. И когда-нибудь поймете, что ситуация у меня была безвыходной.

— Вряд ли, — отвечаю я. — Выход есть всегда. Иногда он там же, где вход… — Весы в моей голове беззвучно щелкают, словно только и ждут этого момента.

Я покидаю кабинет, плотно закрываю за собой дверь и коротко командую Нонне Валерьевне: «За мной! Живо!» Как ни странно, она сразу слушается. Мы успеваем выйти из приемной, и лишь затем слышим звон разбитого стекла, грохот и шум.

На улице мы застаем такую картину: высокий пьедестал, на котором установлен танк, теперь смахивает на Пизанскую башню. Он как-то просел и скособочился в одну сторону. Из-за этого танк, потеряв равновесие, въехал всем своим дулом в окно третьего этажа.

Почему-то я не сомневаюсь в том, что это — окно Юрия Борисовича. Как видно, шеф угодил в смертельное ДТП буквально сразу, даже не покидая своего кабинета. Это — очередное проявление черного юмора небесного мстителя.