Хаджи-Мурат Мугуев - Бриллианты императрицы

— Спасибо, Зина. Поблагодарите товарищей за быструю и точную работу, — сказал полковник.

Девушка ушла.

Боциев поднялся с места.

— Как мне сразу не пришло это в голову? — как бы самому себе сказал он. — Ну-ка, капитан, проверь негласно, кто, какие интуристы посетили наш город, сколько их было, из каких стран и не было ли среди них высокого, смуглого человека с проседью, отлично говорящего по-русски. Сообщи по телефону, чтобы на всем пути следования автобусов проверили, нет ли среди них указанного человека.

— А если есть, то что? — спросил капитан.

— Вести наблюдение, и все. Мы не имеем права трогать этого человека без каких-либо веских улик. Надо только внимательно наблюдать за ним.

— Понятно! — ответил капитан.

— Ну, теперь тебе легче будет разобраться в этом пустяковом деле, — сказал полковник.

— Пустяковом! — удивился капитан.

— Конечно! Следы уже есть, внешность обоих нам известна, место их случайной явки обнаружено, теперь остались пустяки: выяснить, кто они такие, зачем прибыли в Орджоникидзе, откуда пожаловали и кто их хозяева. Поручаю тебе это дело, но меня ставь дважды в день, если надо и чаще, в известность. Иди выполняй задание! — берясь за бумаги, отпустил Боциев капитана, молча слушавшего его.

День был воскресный, учреждения не работали, поэтому не так-то легко было получить нужные сведения. В течение дня ответ пришел только из Грозного. Внезапного исчезновения «молодого грузина Ладо» там обнаружено не было. Зато часам к семи, когда на зеленые и веселые улицы города высыпала молодежь, когда ясней и рельефней заискрились под закатным солнцем снежные пеликаны Кавказа, из Ларса, находящегося совсем рядом с Орджоникидзе, пришла телефонограмма.

«Внезапно заболевший острым приступом стенокардии интурист, пастор Иоганн Брухмиллер, ехавший в Тбилиси вместе с группой приехавших в СССР интуристов, ввиду тяжелого состояния снят с автобуса и оставлен на излечение в Ларсе. Врач, доктор Кирсанов, срочно выехал в Ларс для оказания помощи больному».

— Почему так поздно сообщили? Ведь это необычное происшествие! — сердито спросил полковник. — Ведь телефонограмма пришла, судя по записи, пять часов назад!

— Так точно! — хладнокровно подтвердил капитан. — Но я решил доложить вам о ней после того, как сам навещу больного.

— Ты был в Ларсе?

— Так точно. В роли шофера санитарной машины.

— И как? — уже с нескрываемым любопытством спросил полковник.

— Больной — высокий, плотный человек с проседью на висках. Лицо смуглое, по-русски не говорит. Состояние его тяжелое. Острый сердечный припадок, или, как определил доктор Кирсанов, «прединфарктное состояние». Необходим постельный режим, диета, питание и покой.

— Он там?

— Оставлен в Ларсе по категорическому настоянию.

— Врача?

— Нет, самого больного.

Полковник усмехнулся:

— Очень хорошо. Там легче будет проследить за теми, кто навестит «сердечного больного», — засмеялся Боциев. — За ним наблюдают?

— Надежно! — коротко ответил капитан.

— Не мешайте «больному» ни в чем. Если кто зайдет к нему или он сам вздумает кого позвать, исполняйте. Может быть, наш горный воздух подействует на его больное сердце и господин пастор внезапно исцелится, вздумает погулять, посидеть в лесу, на шоссе или у Терека, не мешайте. Захочет немецких книг или переводчика — пожалуйста. Вздумает послать телеграмму, письмо или воспользоваться телефоном — все к его услугам. Необходимо лишь одно: чтобы «больной» не заметил, что каждый его шаг наблюдается нами. Снимите с него фото.

— Уже сделано, проявлено и отпечатано в восьми экземплярах, — коротко ответил капитан, вынимая из портфеля пачку фотографий.

— Молодец, Сослан! Быть тебе через год майором, — беря фотокарточки, засмеялся полковник. — Это он, — внимательно разглядывая фото, пробормотал Боциев. — Старушка точно описала его. Кто, кроме тебя, знает о нем?

— Уполномоченный Ларса, ведущий наблюдение, и я.

Боциев кивнул головой.

…Больной хорошо спал ночью, во всяком случае ночь прошла без камфары и уколов. Утром пастор попробовал было походить по комнате, но слабость, а также и фельдшер, наблюдавший за больным, помешали его эксперименту.

Часов около десяти приехал доктор.

— Сегодня вы выглядите молодцом, — выслушав больного, сказал врач, — нет глухих тонов и перебоев сердца. Отличный пульс, хорошего наполнения. Теперь вам нужен только покой.

— А могу ли вечером выйти на воздух? — спросил через переводчика пастор.

— Если посидеть на балконе, то да. Гулять же пока не нужно.

— А как долго придется мне пробыть здесь? — осведомился Брухмиллер.

— Дня четыре, и то, если не зашалит ваше сердце.

Доктор уехал.

Пастор, полежав еще с полчаса, достал из чемодана немецкую книгу, озаглавленную «Африка», и стал читать ее. Читал он, как видно, невнимательно, так как, пробежав несколько строк, стал листать книгу, пока не остановился на одной из карт, надолго задержался на ней. Книга, по-видимому, была географической, так как в ней было много листов и вклеек с цветным, четко изображенным Африканским материком, реками Нил, Конго, Нигер, Замбези, Оранжевая, Лимпопо, озерами Танганьика, Виктория, Ньясса, горами Килиманджаро, Кения и др. Пастор положил на одеяло книгу и тяжело задышал. Никто не входил, он негромко сказал по-немецки:

— Есть кто-нибудь возле? Дайте, пожалуйста, воды.

Но в передней, по-видимому, было пусто, тогда Брухмиллер снова взял книгу и, развернув «Африку» на девяносто девятой странице, стал читать текст. Там, начиная с седьмой строки, рассказывавшей об огнедышащей горе Килиманджаро, после слов:

«Гора не особенно высока, хотя ее снежная вершина видна на много километров вокруг. Сверкая вечными снегами и ледниками, она…» — дальше тем же шрифтом, продолжая строку, было напечатано: «Местечко Ларс. От самой дороги вправо, пройдя от старого здания бывшей здесь некогда разгонной почты ровно сто пятьдесят шагов, свернуть на юг… Влево от тропинки стоит огромный вековой бук в четыре обхвата, за ним с гор сбегает ручеек. Справа от него вьется горная тропинка, ведущая к аулу Мохеви. Пройти по ней девять (средних) шагов. Влево будут кусты, возле них большой, усеченный ветрами, дождем и временем камень. Копай под ним, в самой середине, на глубину полтора аршина».

Затем опять шел текст, рассказывавший о склонах Килиманджаро, на которых рос густой, тропический лес.

Пастор перевернул страницу, на ней была карта, а под ней рисунок горы, по-видимому одного из отрогов африканского великана и две небольшие, устремленные вверх стрелки. Тропинка, ручей, водопад, ниспадавший сверху, одинокий ствол какого-то мощного дерева и в стороне от него большой камень. Подпись под рисунком была короткой: