Юлиан Семенов - Сборник Штирлиц, он же Исаев

– Поскольку я уже закончил давать показания инспектору Гельтоффу и после этого освобожден из-под ареста, я хочу рассказать на этой пресс-конференции всю правду, – негромко говорил Ленц. – Только я попрошу фоторепортеров поменьше щелкать вспышками – за то время, что я провел в камере, мои глаза несколько отвыкли от света… Господа, дамы… видите, я даже стал путать очередность в обращении – что значит посидеть в тюрьме… Никому не советую попадать в тюрьму, даже если в подоплеке твоего поведения лежит глупый дух интеллигентской корпоративности. Дамы и господа, я должен заявить, что никто из сотрудников моей газеты не вел съемок господина Кочева. Вы газетчики, и вы должны понять меня: сенсация – наша профессия. Я хотел бы задать вопрос, как бы вы поступили на моем месте, если бы к вам пришел человек и предложил вам пленку, на которой снят господин Кочев? Тот самый, который выбрал свободу! Как бы вы поступили на моем месте, хотел бы я знать?! Я приобрел эту пленку и поехал на ТВ, потому что я очень не люблю, когда нашу с вами нацию обвиняют в похищениях, принуждениях и прочей чепухе. Но в каждой нации, увы, есть разные люди. За действия этого человека, недостойные действия, – пока что я могу их квалифицировать лишь таким образом, – меня арестовали как фальсификатора.

– Вы можете назвать человека, который передал вам пленку? – перебил Ленца американский журналист из ЮПИ. – Его имя?

– Это помощник режиссера Люса.

– Какого Люса? Это автор картины «Наци в белых рубашках»?.

– Да.

– Где находится в настоящее время Люс?

– Не знаю. Я надеялся… Я долго ждал, что он придет сам, узнав о моем аресте… Он не пришел… За показ этого материала по телевидению ответственность несу я. Никто из моей газеты не имел отношения к съемкам.

– Кто записал беседу с Кочевым? Ту, которую вы опубликовали?

– Я получил ее от помощника Люса. Я по профессии газетчик, а не инспектор уголовной полиции, я не заметил фальшивки…

– Вы хотите сказать, – заметил Кроне из «Телеграфа», – что мы работаем в полиции?

В зале засмеялись. Улыбнулся и Ленц.

– Нет, – ответил он, – я не хочу сказать, что вы работаете на полицию, просто, видимо, вы журналисты более высокого класса, чем я.

– Как вы думаете, где сейчас Кочев? – спросил Гейнц Кроне.

– Об этом надо спрашивать не меня.

– Вы ощутили ужас, когда оказались за решеткой? – спросила старуха из «Пари-жур».

– Я ощутил ужас, когда прошло двадцать четыре часа, а Люс, который через своего помощника передал мне этот материал, не сделал никакого заявления, подставив меня таким образом, под удар.

– У вас есть доказательства связи Люса с левыми?

– Этим предстоит заняться вам, если вы этого пожелаете. Не так уж трудно, я думаю, докопаться до его связей с Тойфелем, Дучке и прочей швалью.

– Вы оскорбляете людей, которые не могут ответить вам, ибо их нет в зале, – сказал Кроне. – Допустимо ли это, господин Ленц?

– А допустимо ли меня, газетчика, подставлять под удар только потому, что я не разделяю социал-демократических взглядов Люса? Кто кого унизил, господин Кроне? Я, назвавший их швалью, или они, посадив меня в тюрьму? От этих людей – я убедился теперь – можно ожидать всего.

– Допускаете ли вы, – спросил Ленца журналист из гамбургской газеты, – что Люс действовал против вас для того, чтобы нанести удар по престижу концерна Акселя Шпрингера?

– Кто вам сказал, что моя газета входит в концерн Шпрингера?

– Вы отрицаете это?

– Я выпускаю газету, а не держу пакет акций. Спросите об этом Шпрингера. Его финансовые дела меня не касаются.

– Но вы допускаете мысль, что могут бить в поддых только потому, что вы, ваша газета публиковала против Люса, против его фильма резкие материалы?

– Мне бы не хотелось допускать такой мысли. Если это так, то это провокация.

– Насколько мне известно, Люс – режиссер. Он что, одновременно сам и снимает? – спросила старуха из «Пари-жур».

– Этого я не знаю. Ко мне пришел человек от Люса с его пленкой. И все.

– Собираетесь ли вы привлечь Люса к суду?

– Я еще не говорил с моим адвокатом. По характеру я не кровожаден, но хотел бы просить Люса избегать личных встреч со мной – это я говорю с полной мерой ответственности.

Кроне спросил:

– Господин Ленц, вы работали в министерстве пропаганды у доктора Геббельса?

– Да.

– Ваш пост?

– Я был референтом в отделе проведения дискуссий с представителями церкви.

– По-моему, с представителями церкви дискутировали в концлагерях, – пожал плечами Кроне, – их же сажали в концлагеря, господин Ленц.

– Смею вас уверить, что я никого не сажал в концлагерь, господин Кроне. Есть еще вопросы, господа?

– Большое спасибо, – сказала старуха из «Пари-жур», – мы благодарны вам, господин Ленц. Примите ванну, отоспитесь и возвращайтесь поскорее в свою газету.

– Простите, господин Ленц, – поднялся Кроне, – последние вопросы: когда и где вам была передана пленка, сколько вы за нее уплатили человеку Люса и, наконец, сколько вы получили за показ этого материала?

– О том, где и когда была передана пленка, я не буду сейчас говорить, чтобы не вооружать моих незримых врагов лишними материалами. Скажу лишь, что при этом присутствовало еще два человека. О моих финансовых делах, думаю, бестактно беседовать здесь, ибо я не считаю приличным задавать встречный вопрос господину Кроне. Впрочем, каждому – свое. До свидания, господа, спасибо за внимание…

– Господин Люс, на мое имя поступила жалоба редактора Ленца с требованием привлечь вас к ответственности.

– Я уже читал об этом в утренних газетах, – устало ответил Люс. – Я к вашим услугам.

– К моим услугам, – задумчиво повторил Берг, – ну что же, пусть так. Что вы можете сказать о заявлении редактора Ленца?

– Это ложь.

– Кому выгодна эта ложь? Вы знакомы с редактором Ленцем?

– Нет.

– Ленц утверждает, что вы знакомы.

– Он мог знать меня. Я его не знаю.

– Где он мог видеть вас?

– Я не иголка в стоге сена, – Люс пожал плечами. – Мы могли видеться на фестивалях, приемах…

– Когда и зачем ваш человек передал ему пленку?

– Какой человек? Что за ерунда! Допросите моих помощников… Какая пленка?!

– Вы сейчас работаете над фильмом?

– Это известно из газет, господин прокурор.

– Я в данном случае не читатель, господин Люс, я должностное лицо, ведущее расследование. Итак, над чем вы сейчас работаете?

– Я снимаю картину, которая называется «Берлин остается Берлином». Такой ответ вас устраивает?

Берг посмотрел на Люса из-под толстых стекол своих диоптрических очков и сказал:

– Вполне. В каком качестве вы выступаете в вашем новом фильме?