Мариан Белицкий - Бацилла № 0,78

Слушая эти слова, - взволнованно продолжал далее Фукуда, - я чувствовал, что деревенею… Не помню, как окончился этот разговор… Вернулся я к себе почти невменяемым. Ночь прошла в неимоверных мучениях и бессильной ярости. В моем воображении рисовались миллионы бактерий, атакующих мирных людей. Вновь и вновь вспоминалась мне родная деревня. Я видел сотни моих земляков, умиравших за проволочными заграждениями, их мучения, страшные искаженные лица, нечеловеческие страдания, причиняемые чумой… Мне представлялись ни в чем неповинные люди, на которых я бросаю миллиарды бактерий, сотни тысяч людей, умиравших с проклятием на устах и выражением ужаса на лицах… Я метался на постели, хотел куда-то бежать, кричать от боли и бессильной ярости, но… не мог даже прохрипеть. Со страхом вглядывался я в сумрак комнаты, в которой на остальных кроватях спокойно спали мои коллеги. Откуда у них бралось это спокойствие? Как они могли спать, чувствуя кровь на своих руках? Как не отсохли эти руки, готовящие уничтожение миллионов людей?!

Фукуда опять скрипнул зубами, словно все, что он говорил, происходило только сейчас. Секретарь молча показал глазами на сигареты, и Косуке подал Фукуде пачку, одновременно зажигая спичку.

- Это было начало, - продолжал Фукуда. - Это было пробуждение здравой мысли и моего возмущения. Столько лет работали надо мной, чтобы превратить меня в машину, чтобы истребить во мне способность к какому-либо самостоятельному мышлению… И все пошло прахом - способность рассуждать воскресла, «машина» начала мыслить!

Проходили недели, месяцы, а я все еще не знал твердо: что мне нужно делать? Я был бессилен против организаторов огромной фабрики смерти… Два раза мне удалось незаметно увеличить температуру в теплицах. Но, что это принесло! Что из того, что я уничтожил несколько сот граммов бактерий, когда у нас производились десятки килограммов! Я со страхом осматривал мышей и крыс, осыпанных обильно напущенными на них блохами. Те и другие должны были получить свою порцию бактерий, несущих смерть ни в чем неповинным людям… Я невыносимо мучился, но ничего не мог сделать… Тогда я был способен только на молчаливый бунт, а он нисколько не мешал моим начальникам, и производство смерти шло своим чередом. Я пытался убедить себя, что я совсем иной, чем вся эта свора взбесившихся людоедов, что я не преступник, но где-то в глубине души во весь голос кричала моя совесть, и все мои попытки примириться с самим собой были напрасны…

Фукуда смолк и долго глядел в одну точку. Потом продолжал:

- Как-то днем полковник Отомура вызвал меня в свою лабораторию. Мы склонились над стеклами микроскопов, и я увидел смерть. Мы осматривали сотни расставленных по порядку пробирок с питательной бактериологической средой и видели смерть. Отомура заметил, что я возбужден, но, видимо, приписал это удивлению, которое на меня произвела его лаборатория. Это польстило ему, и он начал еще более подробно рассказывать о своих опытах.

Он показал мне ряд пробирок, в которых выращивались различные бактерии чумы - от самой слабой до самой сильной. Этих пробирок было несколько десятков и каждая имела свой номер от 0,1 до 0,71. Бактерии в пробирке под номером 0,71 были самыми опасными. Отомура сказал, что он добьется отбора такой бактерии, против которой будут бессильны все врачи мира и которую не убьет никакая вакцина…

Уходя из его лаборатории после целого дня работы в одиночестве (полковника срочно вызвали куда-то), я незаметно взял одну пробирку из числа ненумерованных. С немалыми предосторожностями отнес я ее в свою лабораторию и спрятал в надежном месте. Я тогда еще и сам не знал, для чего это делаю. Только через несколько дней я понял, что должен предпринять. Пользуясь благосклонностью Отомуры, я начал часто посещать его лабораторию и каждый раз осторожно уносил одну-две пробирки, Таким образом, через несколько недель у меня уже был весь «комплект» бактерий, взращенных этим взбесившимся сатаной. И тут началась моя настоящая работа. Дни и ночи проводил я в лабораторий - лихорадочно искал противоядие… Я забыл, что значит сон и отдых. Однажды ночью меня застал генерал Исии, лично проводивший проверку всех зданий отряда. На его вопрос, почему я так много работаю и целыми ночами сижу в лаборатории, я ответил заранее приготовленной басней: решил де все свободное время посвятить изысканию самой быстродействующей и сильной бактерии, подобно тому, как это делает полковник Отомура. Исии был очень доволен, благосклонно сказал, что поддерживает мое стремление, обещал повышение в чине и награду.

Мог ли он думать, что я не оправдаю его надежд? Я работал так скрытно и осторожно, что ни один из моих коллег не мог высказать даже малейшего подозрения, а начальство видело во мне только усердного служаку. Но каких трудов это стоило!… Я похудел и почернел, моя тайна душила меня самого… Маска послушания и рвения давалась мне дорогой ценой… Между мной и Отомурой началась упорная борьба. Он искал смерть, а я искал жизнь. Он искал бактерию, которая может убить все живое и противостоять любой вакцине, а я искал прививку, против которой бессильна любая бактерия. Это была моя борьба, теперь уже осмысленная, сознательная, активная борьба - бунт против бесчеловечности. Это было соревнование между жизнью и смертью… Вскоре я нашел вакцину, которая была значительно сильнее его бацилл. Но что из того? Я достиг цели, но что делать дальше? Не отдавать же свою прививку в руки Отомуры и Исии!… Нет, я все еще оставался немым бунтовщиком, не представляющим, большой опасности для своих врагов…

В это время в моей жизни произошел случай, который указал мне дорогу к будущему… - голос Фукуды понизился до шепота. - Случилось это так: однажды меня по приказу Исии на десять дней откомандировали в отрядную амбулаторию, где лечились офицеры и солдаты. С облегчением и радостью принял я это назначение - оно мне было по душе. По крайней мере, на десять дней можно вырваться из этого сатанинского пекла, где создавалась смерть! Однако вместо амбулатории меня проводили во внутренний двор, куда до сих пор не пускали…

Я увидел там низкие угрюмые здания с густо зарешеченными окнами. «Что это?» - спросил я у сопровождавшего меня офицера. Он удивленно посмотрел на меня и недовольно буркнул: «Тюрьма… Вы будете работать в тюремной амбулатории…»

Тогда я еще не знал, что есть на свете полигон Аньда. Теперь, после Хабаровского процесса, каждый человек на свете знает, что этот полигон был местом боевых испытаний бактерий. Опыты производились на живых людях.

За день до моего прихода на этом полигоне были проведены очередные «опыты». Затем пятнадцать заключенных, подвергнутых испытанию действия бомбы - «системы Исии», были привезены оттуда на самолете и помещены в той тюремной больнице, где мне предстояло работать десять дней. Врач, «обслуживающий» отделение зачумленных, выехал куда-то, а меня назначили на время его отсутствия лечить больных. Не думайте, что я шучу над вами… Да! Заключенных лечили! Даже усиленно. Лечили для того, чтобы через несколько недель ввести в их организмы новую порцию бактерий или отправить на полигон Аньда. Так поступали с каждым заключенным до тех пор, пока болезнь не одолевала его окончательно…