Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

— Сержант?

— Да. Стюарт.

— Сержант Стюарт, вы, конечно, рады возвращению домой?

— Конечно.

— Не считаете ли вы, что Вайатт зашел слишком далеко, выйдя из НАТО?

— Не понял.

— Не считаете ли вы, что Вайатт поспешил с выходом из НАТО?

— Да, он выходит из НАТО. Мы первыми вернулись из Германии, разве вы не видите?

— Как вы относитесь к Вайатту?

— Ничего не могу сказать, Я с ним не встречался.

Прошло восемнадцать дней. Страна, за небольшим исключением, признала правительство Вайатта. У народа не пропал интерес к этому человеку. Люди читали декреты и обсуждали их, на что Вайатт и рассчитывал. Во все школы было разослано распоряжение о том, что детям старше одиннадцати лет разрешается обсуждать дела страны. По указанию капитана Вайатта в часы, отведенные для изучения текущих событий, в школах должны были зачитываться все декреты и распоряжения правительства. По сообщению министерства просвещения, эти нововведения были хорошо приняты учащимися.

Вайатт не переставал разъяснять, что каждый шаг предпринимается им в интересах народа, для его выгоды и что народ имеет право знать, какие мероприятия проводятся от его имени, право обсуждать и даже критиковать эти мероприятия.

По этим причинам в канцелярию Вайатта поступило столько писем, что штаты пришлось резко увеличить. Через три недели после прихода к власти Вайатт имел все основания заявить, что политическая сознательность достигла небывалых высот. По мнению Вайатта, это было не только полезной, но и необходимой предпосылкой подлинно демократической конституции.

Планы отправки экспедиции были почти завершены. В ближайшее время Вайатт должен был объявить, что по согласованию с министерством обороны и видами вооруженных сил создан небольшой экспедиционный отряд, который через несколько дней отправится в Замбию. А пока все хранилось в строжайшей тайне. Слухи постепенно переросли в уверенность — Вайатт что-то замышляет. Речь может идти только о Родезии…

Следующим свидетелем был генерал-майор сэр Уильям Одгсон, ветеран второй мировой войны, неофициально считавшийся армейским козлом отпущения номер один. Армии тоже нужно было преподнести урок, которого она не забыла бы. Социалисты, тори и Хартфиш были в полном согласии на этот счет.

Вряд ли происходящее можно было назвать судом в общепринятом смысле. Никто на подобное не мог осмелиться, дабы не вызвать озлобления в вооруженных силах и не создать еще одного Вайатта.

Решение Хартфиша было прекрасным — ставить виновных к позорному столбу. Пригвоздить человека к кресту с помощью слов крепче, чем гвоздями. Поставить его в положение свидетеля, загнать в угол вместе с остальными соучастниками. Временное правительство дало Хартфишу согласие на это.

— Сэр Уильям, вы были тесно связаны с этой военной операцией, не так ли?

— Да.

— Когда вы впервые узнали о ней?

— Я получил соответствующее письмо, как и командующие другими видами вооруженных сил и официальные лица министерства обороны. В этом письме содержалось приглашение явиться на заседание совета в полном составе.

— Учитывая ваши прежние обязательства, можно предположить, что вы игнорировали это приглашение?

— Нет, я не игнорировал его.

— Понимаю. Итак, вы прибыли на совещание, где председательствовал Вайатт?

— Да.

— Встречали ли вы его прежде?

— Нет, никогда.

— Какое мнение у вас сложилось о Вайатте?

— На меня произвела впечатление прежде всего его искренность и, во-вторых, его хватка…

— Достаточно. Итак, он произвел на вас впечатление. Скажите, сэр Уильям, вы когда-нибудь смотрите телевизионные передачи? Театральные постановки, например?

— Да, часто. Когда есть время.

— Считаете ли вы, что умеете оценить игру актеров?

— Уверен, что сумею отличить хорошую игру от плохой.

— Во время всех этих событий Вайатт производил на вас настолько хорошее впечатление, что вы были готовы принять на себя часть ответственности за его военную авантюру?

— Ваша терминология не отражает намерений Вайатта.

— Признаете ли вы, кадровый военный, что приветствовали экспедицию, организованную дезертиром, потому что она рассеивала скуку мирного времени?

— Если вы считаете, что прошедшие войну и знающие о ее последствиях горят желанием снова воевать ради избавления от скуки, то мне остается сказать одно: вы глубоко ошибаетесь.

— Вам были известны сложности родезийской проблемы?

— Вайатт ясно показал, что ничего сложного в этой проблеме не было.

«Вопрос не в белых меньшинствах и темнокожем большинстве. Вопрос в том, что люди лишают других людей определенных человеческих прав. Я привел достаточно фактов, доказывающих, что Родезия полна решимости создать на своей земле дух апартеида, по своей неприглядности точно такой же, как и в других районах Южной Африки.

Это положение сохранялось слишком долго и зашло достаточно далеко. Если, подобно Ригли, мы будем уходить от решения вопроса, то докажем так называемому третьему миру, что считаем белый цвет кожи священнее справедливости.

Мы слышали все аргументы. Знакомы с бесконечными дискуссиями, новостями и точками зрения всех заинтересованных. Только всех ли? Где голос двух миллионов африканцев, которые заинтересованы в этом вопросе больше других?

Если слово «целостность» имеет какой-нибудь смысл, то нам нечего терять в Африке, кроме сомнительной любви со стороны белых родезийцев. Если наши деяния правомерны, почему мы должны бояться отрицательной реакции ультрабелых государств? Почему мы должны поклоняться аплодисментам ультрачерных государств?

В следующей главе истории будет записано, что мы действовали во имя блага и во имя соблюдения чистоты принципов более значимых, чем десять заповедей, — во имя уважения, соблюдения достоинства и справедливости для каждого».

— Узнаете эту выдержку из вступительного слова Вайатта, сэр Уильям?

— Узнаю.

— Готовы ли вы сказать, что эта эмоциональная тирада убедила вас безоговорочно согласиться помочь Вайатту?

— Да.

— Скажите, сэр Уильям, что произошло бы в случае вашего отказа санкционировать применение силы в Родезии?

— Думаю, что эту санкцию дал бы кто-нибудь другой.

— Значит, вы согласились на проведение экспедиции, считая, что в случае вашего отказа ее санкционирует кто-нибудь другой?

— Нет, это не так. Я…

— Не возникали ли у вас угрызения совести по поводу того, что белые будут проливать кровь белых людей?

— Такой вопрос не возникал.

— А его следовало бы поставить. Повторяю — вы не задумывались над тем фактом, что содействовали развязыванию гражданской братоубийственной войны. Не так ли?