Питер Джеймс - Атомный ангел

Едва самолет покинули пассажиры, группа уборщиков в оранжевых спецовках бросилась вверх по трапу, спасаясь от холода и дождя. Я затесался в толпу. Документы у уборщиков на входе в самолет никто не проверял. Желто-зеленые тона салона больше напоминали военный транспорт, чем пассажирский лайнер. Я отправился прямиком в хвост и остановился у последнего ряда кресел перед уборными. Достал из ящика с инструментами отвертку и кусачки и принялся выкручивать лампочку над одним сиденьем.

Мимо, не обращая на меня никакого внимания, прошла уборщица и направилась в первый туалет слева. За какие-то тридцать секунд она протерла унитаз, проверила бумагу, полотенца и мыло, подтерла лужу мочи на полу и перешла к следующему туалету. Я продолжал возиться с лампочкой. Меньше чем через полторы минуты уборщица закончила со всеми тремя туалетами и ушла.

Теперь настал мой выход. Быстро прикрутив лампочку на место, я двинулся в первую уборную слева. Закрыл за собой дверь, хоть запирать и не стал, и положил на пол ящик с инструментами. Извлек оттуда раздвижной гаечный ключ и, подкрутив до нужного размера, обхватил им один из четырех болтов, крепящих к полу стальной унитаз. Поначалу болт не поддавался, но после нескольких рывков ослаб и пошел легко. Открутил я и остальные три, вытащил все и аккуратно отложил в сторону; затем поднял унитаз – и обнаружил под ним черную дыру около восемнадцати дюймов в диаметре. Несло оттуда хуже, чем от завсегдатаев лондонской подземки. Я втиснул унитаз на крохотное свободное местечко между собой и стеной. Снизу доносилось журчание и чавканье, подсказавшее мне, что начала работу машина для откачки нечистот.

Что ж, по крайней мере, консультант из Центральной информационной базы свое дело знал. Тесный кабинетик его был битком набит моделями самолетов, а сам он напоминал скорее престарелого школьника, чем майора авиации, командира боевой эскадрильи, заслужившего три ордена в воздушных боях Второй мировой. Реджинальд Брейтуэйт, в британской разведке более известный как Биглз, прославился тем, что знал о самолетах все. Он-то и заверил меня, что в «Илах» под унитазами имеется свободное пространство, в которое вполне может поместиться человек, – и был прав. А еще сказал, что мне понадобится кислородная маска, акваланг и гидрокостюм – и в этом тоже не ошибся.

Гидрокостюм на мне уже был, оставалось только сбросить спецовку. Из двух нижних, потайных отделений ящика с инструментами я извлек оружие: короткоствольный пистолет с луковичной формы магазином, напоминающий «Стэн» раннего образца, и еще один, похожий на ракетницу, – и закрепил их на поясе гидрокостюма. Затем достал болторез и скусил концы всех четырех болтов – чтобы они не торчали из гнезд и для любого, кто не пытается их повернуть, выглядели так, словно крепят унитаз к полу.

Подождав, пока смолкнет насос для откачки нечистот, я надел кислородную маску, накинул на голову капюшон гидрокостюма, натянул резиновые перчатки, сложил болторез и все прочее обратно в ящик – и нырнул в фекальный бак.

Ноги повисли в воздухе, и на мгновение пришла неприятная мысль: вдруг Биглз ошибся в расчетах и здесь глубже четырех футов. Однако в следующий миг мои ноги погрузились на несколько дюймов во что-то склизкое (лучше не думать во что) и коснулись пола. Вытянув руки вверх, я подхватил ящик с инструментами и опустил на пол между ног. Затем снова поднял руки, взял унитаз и аккуратно поставил его на место. Достал из ящика четыре болта, вернул их в гнезда в основании унитаза и закрутил вручную. Сквозь отверстие в унитазе мне был виден потолок крохотной уборной.

Я стоял в чертовой дыре, согнувшись вдвое, прислушиваясь к звукам собственного дыхания в кислородной маске, думая о том, что здесь мне предстоит провести ближайшие шестнадцать часов. Что ж, будем надеяться, хотя бы гигантские аллигаторы-убийцы здесь не водятся. Было холодно – чертовски холодно, и от согнутого положения сразу заныла спина. Меньше всего на свете мне хотелось садиться в это кошмарное болото, но впереди был трудный день, и я понимал, что ни на что не буду годен, если хоть немного не посплю.

Осторожно опускаясь на пол, я говорил себе, что в сравнении с этим треклятым местом и Калькуттская черная яма [10] Калькуттская черная яма (также Калькуттская «чёрная дыра») – вошедшее в историю название маленькой тюремной камеры в калькуттском форте Уильям, где в ночь на 20 июня 1756 года задохнулось много защищавших город англичан. – как номер для новобрачных в «Савое»!

Тотэ – маленький городок, в сущности, скорее большая деревня на полдороге от Дьеппа к Руану. Как и во многих сонных французских местечках, крупных улиц в нем всего две. С одного конца Тотэ, чуть в стороне от дороги, возвышается прекрасный особняк из красного кирпича, с белыми ставнями. А в полумиле от него по проселку – целый городок амбаров, силосных башен, коровников, хлевов, курятников, собачьих конур и в центре – старинный деревенский дом из серого известняка. Там обитает фермер по имени Гастон Леф: сморщенный, загорелый до черноты старик, всегда в синем берете набекрень и с торчащим изо рта окурком желтой «Голуаз». Если хотите посмотреть на типичного французского крестьянина – далеко можете не ездить: образчика лучше, чем Гастон Леф, вам не найти.

Утро выдалось необычно теплое и ясное для начала ноября. Над всей Нормандией плыл туман, медленно тающий под лучами солнца. Пейзаж казался безмятежно мирным, словно вышел из сказки.

Леф долго ждал сегодняшнего дня – дня своей славы: сегодня он впервые в жизни поедет на рынок на новеньком тракторе! На «Рено-TX 145-14 Турбо», с оранжево-серыми боками, с шестнадцатью передними и шестнадцатью задними передачами (и все с синхронизатором!), с максимальной скоростью тридцать километров в час, с кондиционером и подогревом кабины. Все от зависти умрут, когда он ворвется – не вползет, тарахтя, на прежнем старом драндулете, а именно ворвется – на рынок на своем «Рено», везя за собой на буксире крытый вагон для скота! С этой мыслью Гастон энергичным шагом вошел на кухню, где Ивонн, его жена, только что сварила кофе.

– Bonjour, ma cherie! [11] Bonjour, ma chère! – Здравствуй, моя милая! (фр.) – Он звучно чмокнул ее в щеку и от избытка чувств припрыгнул, словно школьник, каким был лет шестьдесят назад. Продав участок городскому совету, на вырученные деньги Гастон сделал множество покупок, но трактору радовался больше всего.

Прежде чем сесть за кофе с круассанами, он снова выбежал на улицу, к большому амбару, укрывавшему от ветра и дождя его сокровище. Распахнул дверь, сияя, вошел внутрь – и замер на пороге с застывшей на лице улыбкой.