Юрий Скуратов - Кто убил Влада Листьева?

— Естественно.

— Но так нигде, ни в одной прокуратуре мира не делают.

— А Россия — исключение из правил, Георгий Ильич. То, что смертельно в забугорье, в России живет долго. Мы ведь — полигон, страна для испытаний, на нас проводят опыты. Так, говорят, решил Господь…

— Не трогайте Бога ни втуне, ни всуе, он ни при чем. Глава президентской администрации приподнялся, поддернул рукава пиджака и перегнулся через стол. На Вельского пахнуло потом. Глава администрации пальцем подвинул бумагу поближе к генеральному прокурору.

— Держите манускрипт и исполняйте, — сказал он. Злые костерки, тлевшие в глазах главы президентской администрации, погасли.

Вот и все, вот и закончилось долгое тяжелое расследование убийства Влада, закончилось обычным спектаклем. Вельский поднялся, лицо у него было растерянным и одновременно печальным: пока у власти будут находиться такие люди, как этот полнеющий коротконогий человек в дорогом твидовом пиджаке с длинными, доходящими до кончиков пальцев рукавами, на законе и справедливости можно поставить крест. Закон и справедливость будут существовать только для двух процентов людей, ставших богатыми… Впрочем, нет, это не совсем так. Закон и справедливость будут служить им. Люди эти что хотят, то и будут делать. Вот это и есть закон и справедливость.

Глава администрации поспешно поднялся и, подбежав к генеральному прокурору, протянул ему руку.

— Не огорчайтесь, Георгий Ильич, — сказал он.

Вельский в ответ руки не протянул. Глава администрации глянул на него и, как человек умный, все понял. По лицу его проскользнула тень сожаления, под глазами набрякли тяжелые влажные мешки.

— Ну зачем же так, Георгий Ильич, — произнес он звонким голосом человека, уверенного в своей правоте.

— Эти дела я вам не отдам.

— И не надо, — сказал Вельскому глава президентской администрации. — И не надо. Пока мы с вами здесь беседовали, точно такая же бумага была отправлена вашему первому заместителю вместе с группой сотрудников управления охраны президента. Дела — сами папки — уже получены, их везут сюда. Ваши руки здесь чисты, даже пылью не испачканы.

Вельский почувствовал, как у него вновь заломило затылок, что-то жесткое сдавило виски, перед глазами заскакали проворные мушки — признак старости, что ли, или давление подскочило? Он помял пальцами затылок. Глава администрации наклонил голову, словно в знак согласия с кем-то или с чем-то.

— Давление, давление, Георгий Ильич, — сказал он, — вам надо поехать в хороший санаторий, малость поправить здоровье и отдохнуть. Если хотите, я сейчас же дам команду в медицинское управление, вам подберут лучшую путевку, а?

— Не надо, — Вельский обреченно махнул рукой, вяло удивился тому, как ловко все обстряпал этот неказистый с виду человек.

В конце концов, Вельский действительно поедет отдыхать, возьмет с собой Лену, сядет в самолет и как обыкновенный гражданин России махнет куда-нибудь в Турцию, на побережье Средиземного моря. Либо на Кипр.

Те, кто там бывал, хвалят.

— Мой совет — не принимайте все близко к сердцу, — сказал ему глава президентской администрации, — иначе ваш организм скоро разрушится. Вон как вы расстроились. — Он неожиданно хихикнул и стал походить на недалекого, радующегося разным проделкам своих подопечных пионервожатого. — Даже руку отказались мне подать.

— Руку я вам отказался подать совсем по другой причине, — сказал Вельский и покинул кабинет.

— А про дело об убийстве Влада и прочих — забудьте, — бросил ему вслед глава президентской администрации. — Тех, кто убил Влада, уже нет в живых… Нет! Они похоронены. Понятно? И дело должно быть закрыто.

Но это было не так.

…Он хотел вдохнуть немного свежего воздуха, но свежего воздуха не было, ноздри мигом забило какой-то отработанной городской дрянью. Как отличается все-таки московская атмосфера от атмосферы остальных городов! Сколько здесь набито всего, что раньше подлежало порицанию, насмешке! В грязь втоптаны вместе с обертками от «сникерсов» и пустыми жестянками «кока-колы» и «фанты» такие понятия, как честь, совесть. А слово «патриотизм» вообще стало изгоем. Что в нем плохого? Неужели любовь к Родине — это плохо?

Вельский почувствовал, что на глаза наползает что-то теплое, стало плохо видно, пространство перед ним сделалось размытым, будто из низких темных облаков посыпался дождь. Но дождя не было, было что-то другое, только не дождь.

Может быть, слезы: то самое, что вызвано профессиональным оскорблением, которое он только что получил в высоком кабинете, или что-то другое? Думать о том, что произошло, не хотелось.

Надо было думать о жизни, о чем-нибудь светлом, о семье, о Байкале и простых мужиках, с которыми очень хочется снова сходить на рыбалку. Но только не о кремлевских покоях, набитых людьми, считающими, что им позволено все. Но это до поры до времени. История уже не раз перемолола в своих жерновах таких людей — только пыль да мокрые пятна остались. Перемелет еще.

Он несколько раз широко, в полную грудь, вздохнул, стараясь захватить хотя бы немного свежего воздуха, но в легких захлюпало что-то пусто, сыро, грудь пробила боль, и Вельский невольно закашлялся…

Быть Генеральным прокурором России ему оставалось совсем немного — меньше года. Впереди предстояла борьба…

Я написал эту книгу о самом себе, о том, что происходило в мою бытность Генеральным прокурором России, как расследовалось дело об убийстве Влада Листьева, какие помехи возникали при расследовании.

Следствие по этому делу еще не закончено, оно продолжается, и по понятным всем причинам я многого не могу сказать. Поэтому и выбрал особую форму повествования — жанр романа, где можно было бы совместить подлинное с вымышленным, фамилии действительные с фамилиями придуманными. Но почти у каждого придуманного имени есть свой реально существующий прототип. И тот, кто более или менее следит за расследованием дела об убийстве Влада Листьева, может все расставить по своим местам и под вымышленным именем увидеть подлинного «героя».

Так или иначе, но пройдет время — и все станет известно. И убийцы Влада, как и заказчики этого преступления, будут также всем известны. И события действительно разовьются либо по сценарию, что описан в этой книге, либо по сценарию какому-то новому, но очень близкому к описанному. Что будет — покажет время. Об этом я еще расскажу. И конечно, добавлю то, о чем я сейчас пока не имею права говорить, чтобы не навредить следствию. Увы!

Гугутками местные жители называют розовых горлиц.