Джеффри Арчер - Заговор

— Я еду домой.

— Похвально. Я и не знал, что он у тебя есть.

— Как и у тебя.

Несколько лет назад Ник получил лестное предложение: у него появился шанс пересечь улицу и стать одним из тринадцати помощников Директора в его штаб-квартире. Но ходить в помощниках — это был не его стиль, и поэтому он отклонил предложение. У него была возможность перебраться из развалюхи во дворец. Оперативный отдел в Вашингтоне помешался на четвертом, пятом и восьмом этажах здания Старого Почтамта на Пенсильвания-авеню, которое нужно было снести еще двадцать пять лет назад, но леди Берд Джонсон решила, что здание представляет собой национальную достопримечательность. Кабинеты здесь напоминали вагонные купе! Трущоба…

Из окна Ник мог видеть новую штаб-квартиру ФБР, расположенную на той стороне улицы; кабины лифтов там вместительнее его кабинета! Во всяком случае, он не собирался просиживать штаны за конторкой, дожидаясь, пока его проводят на пенсию, вручив на намять пару золотых наручников. Он хотел быть в постоянной связи со своими агентами, знающими жизнь улиц большого города, чувствовать его живой пульс. Он не собирался покидать Оперативный отдел, где и должен был умереть, но стоя, а не сидя! Он снова наклонился к интеркому: «Джулия, я иду домой».

Джулия Бейкер подняла голову и посмотрела на свои часы, как она делала каждый раз перед ленчем.

— Да, сэр.

Проходя через отдел, он улыбнулся ей:

— Иду к муссаке, [4] Мусака — баклажан, кабачок, картофель, помидоры, фарш говяжий, масло оливковое, масло растительное, соль, перец, сыр твёрдый, зелень петрушки, зелень укропа, лук (греческое блюдо). плову и жене, пока не пронюхала мафия.

Ник был уже одной ногой на пороге, когда услышал звонок своего личного телефона. Он не смог справиться с искушением узнать, в чем дело. Джулия поднялась с места, и Ник, как всегда, восхитился стремительностью ее движений. Она была сложена столь пропорционально, что трудно было представить ее за клавиатурой пишущей машинки. Не хватало только, чтобы его обвинили в прелюбодеянии на рабочем месте!

— Все в порядке, Джулия, я возьму трубку. — Он вернулся в кабинет к дребезжащему телефону. — Стеймс!

— Добрый вечер, сэр. Это лейтенант Блейк из Метрополитен-полис.

— Привет, Дейв, рад тебя слышать. Мы не виделись… — он помедлил, — должно быть, лет пять. Ты был еще сержантом… Как дела?

— Благодарю вас, сэр. Все отлично.

— Ну что там у тебя, лейтенант? Небось раскрыл преступление века? Мальчишка украл пачку жевательной резинки, и тебе нужна пара моих лучших агентов, чтобы выяснить, где он ее прячет?

Блейк засмеялся.

— Не так страшно, мистер Стеймс. Один парень в медицинском центре Вудро Вильсона требует встречи с главой ФБР, говорит, что хочет сообщить ему что-то очень важное.

— Он из ваших осведомителей, Дейв?

— Нет, сэр. Его зовут Анджело Казефикис. — Блейк продиктовал имя по буквам. — Я говорил с ним только по телефону. Он твердит, что для Америки будет крайне плохо, если ФБР его не выслушает.

— Он так считает? Подожди, пока я его проверю. Может, он псих?

Ящик психов, как обычно называли в Бюро спец-картотеку, представлял собой коллекцию белых карточек размером три на пять дюймов, содержащих имена тех личностей, которые имели обыкновение звонить среди ночи и сообщать, что марсиане высалились на их заднем дворе или что они раскрыли очередной заговор ЦРУ.

Когда специальный агент Пол Фредерик, несущий вахту, взял трубку, Стеймс коротко сказал:

— Анджело Казефикис.

— Слушаюсь, — ответил Фредерик. — С ума сойти с этими греками. С этими иностранцами одни хлопоты…

— Не все греки иностранцы, — резко отреагировал Стеймс. Его фамилия, до того, как он ее сократил, звучала как Стаматакис. Отец никогда бы не простил, упокой, господи, душу его, такой американизированный вариант великолепной эллинской фамилии.

— Прошу прощения, сэр, но ни в ящике, ни в картотеке осведомителей такой фамилии нет. А что это за тип?

— Не знаю. Ему нужен всего лишь начальник ФБР.

— Всего лишь?

— Пол, если будешь скулить, то просидишь в компании психов куда больше положенной тебе недели!

Каждый агент Оперативного отдела неделю в год проводил у злополучной картотеки. Легко ли всю ночь отражать атаки пронырливых марсиан, ликвидировать подлые заговоры ЦРУ, сражаться с привидениями?! Каждый агент приходил в ужас при одной мысли об этой обязанности. Пол Фредерик мгновенно положил трубку. Две недели на таком месте — и вы смело можете заносить свое имя на маленькую белую карточку…

— Ну и что ты об этом думаешь, Дейв? — спросил Стеймс у Блейка, усталым движением вытаскивая сигарету.

— Я посылал к нему одного из моих ребят. Он зациклился на том, что Америка должна его выслушать! Похоже, что он в самом деле здорово напуган. Он только что получил пулевое ранение в ногу.

— Ладно! Спасибо, лейтенант, — сказал Стеймс. — Я немедленно пошлю к нему кого-нибудь, а утром свяжусь с тобой. — Он положил трубку. Уже шесть часов, чего ради он возвращался? Черт бы побрал этот телефон! Грент Нанна прекрасно бы со всем справился!

Ник нажал кнопку интеркома:

— Грент, забеги-ка ко мне на минутку, ладно?

— Так ты не ушел? Сейчас буду, босс.

Грент Нанна появился в дверях через секунду после своей неизменной сигары. Убедившись, что Ник в кабинете один, он тут же скинул пиджак. Ник знал, что, с точки зрения требований, предъявляемых здесь к работникам, этот пятидесятипятилетний крепыш, вечно жующий сигару, пяти футов и девяти дюймов ростом, выглядит сомнительно. Нанна всегда приходил в ужас, когда наступал черед ежеквартального взвешивания. Он много раз принимался сгонять лишние фунты, особенно в эру Гувера, чей взгляд удовлетворяли только поджарые и подтянутые сотрудники. Как и многие другие, Грент считал, что это требование носит дискриминационный характер по отношению к человеку его конституции, которому остался всего год до пенсии.

«Он прав», — подумал Стеймс и повторил историю о странном греке из медицинского центра Вудро Вильсона в тех же выражениях, в которых услышал ее от лейтенанта Блейка.

— Надо послать туда двух ребят. Как ты думаешь, что бы это могло значить, Грент?

— Не имею представления, босс. И поскольку вас что-то смущает, Аспирина, скорее всего, посылать не стоит.

Аспирином называли самого старого агента, все еще работавшего в Оперативном отделе. После двадцати семи лет службы под Гувером он фигурировал во всех историях, которые ныне вызывали у слушателей только головную боль. Он должен был уйти на пенсию в конце года, и тогда раздражение, которое он вызывал, могло смениться ностальгией.

— Аспирина не надо… Пошли двух молодых.