Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Пернилле пошла в комнату Нанны. Одежда, вещи. Разбросаны повсюду, взывая к людям, чтобы их прибрали. Это забота матери…

Она принялась ставить книги на полки, складывать на место одежду. Глаза блестели от набегающих слез. Потом она остановилась, бессильно опустив руки.

— Нам пора ехать, — сказал Тайс Бирк-Ларсен.

Он стоял рядом с аквариумом, подаренным Нанне. Как завороженная, Пернилле следила за плавающими там золотыми рыбками, запертыми за стеклянными стенами, глядящими наружу и неспособными понять окружающий их мир.

— Нет, — сказала она. — Мы остаемся. Я хочу быть здесь, когда его найдут. Хочу увидеть его лицо.

Они плавали круг за кругом, озадаченные собственными отражениями, ни о чем не думая, никуда не приплывая.

— Его должны найти, Тайс. Его поймают.

Такого момента еще не было между ними. Бирк-Ларсен мял в руках шапку.

— Мы остаемся, — повторила Пернилле Бирк-Ларсен. — Я приведу мальчиков. Ты неси вещи.

Люнге не спал. На голове повязка, игла капельницы в руке. Свежие порезы и ссадины закрыли старый шрам на щеке. В седых усах остатки запекшейся крови.

— Йон? — произнесла Лунд.

Движение. Дыхание. Наполовину открытые глаза. Она понятия не имела, слышит ли он ее. И доктор, которого она заставила впустить ее, знал не больше.

— Мне жаль, что так получилось. Вы меня понимаете?

Брови мужчины дрогнули.

— Я знаю, что вы не нападали на девушку.

Он был подсоединен к аппарату, на котором мигали цифры и ползли графики.

— Мне очень нужна ваша помощь, Йон. Я хочу знать, что произошло в гимназии. Кого вы видели, Где вы потеряли ключи.

Его глаза ожили, посмотрели на нее.

— Вы припарковали машину. Отнесли плакаты в здание. Потом пошли в спортивный зал. Вам тогда стало плохо?

Люнге закашлялся. Какой-то звук. Слово.

— Что? Йон?

Еще один звук. Один глаз широко раскрылся. В нем страх и боль.

— Подвал.

— Вы спустились туда, чтобы сложить плакаты. И там вы потеряли ключи?

— Он разозлился, когда я туда вошел. Сказал, что мне туда нельзя.

— Йон. — Она привстала, приблизилась к его рту, чтобы ничего не пропустить. — Кто разозлился?

Снова свистящее дыхание. Он не мог говорить.

— Где в подвале? На стоянке велосипедов?

— Нет.

Лунд попыталась вспомнить планировку темного подвала.

— В соседнем помещении?

— В бойлерной.

И опять кашель и шипение. Дверь открылась — это вернулся врач, и он не был доволен тем, что увидел.

— Кого вы встретили в бойлерной? Йон?

Лунд вынула из сумки фотографию класса Нанны, сделанную для школьного альбома. Указала на портрет Оливера Шандорфа, спросила:

— Вы видели его? Вот этого? Пожалуйста. Посмотрите.

Тяжелое, хриплое сипение:

— Нет.

— Вы уверены? Посмотрите внимательно.

Врач замахал на нее:

— Все, все. Хватит. Прекратите немедленно. Уходите…

— Минуту, — сказала Лунд, не двигаясь с места. — Только…

Она поднесла фотоснимок к лицу человека на больничной кровати.

— Я буду показывать пальцем на всех по очереди. Кивните, когда я дойду до него. Хорошо?

Один за другим, лицо за лицом.

Когда ее палец остановился на высоком темноволосом школьнике с приятной внешностью, ничем не примечательном юноше, Йон Люнге кивнул.

— Вы видели в бойлерной этого мальчика?

— Хватит, говорю я вам, — прошипел доктор, хватая ее за руку.

— Йон?

Он встретился с ней взглядом. Его голова едва заметно качнулась.

Лунд поднялась, сбросила с себя руку доктора.

— Да, его, — сказала она.

Майер курил во дворе гимназии, когда она позвонила ему.

— Мне нужно, чтобы вы вернулись в подвал, — сказала Лунд.

После секундной паузы:

— А теперь скажите, что это была шутка.

Он посмотрел на команду криминалистов. Он был голоден, они тоже. И Свендсен начинал выводить его из себя.

— Идите туда, — сказала Лунд.

— Ребята собирают оборудование. Мы там уже все осмотрели. Что с Люнге?

— Выпишут через неделю. В подвале есть бойлерная?

— Есть, но ее держат под замком. Туда никто не может зайти, кроме сторожа.

— Я еду.

Он слышал в трубке шум движущейся машины. Черные, залитые дождем улицы были пусты. Она доберется до них через несколько минут. Майер двинулся обратно к бетонным ступеням, ведущим в подвал.

— Вы разве не знаете, что говорить по телефону за рулем опасно?

— Вы уже там?

— Сейчас, ждем сторожа.

— Мне нужно знать, что там.

— Хорошо, хорошо.

Он велел сторожу открыть дверь.

— Вошли?

— Да! Не кричите на меня.

— Что видите?

Пауза. Потом Майер сказал:

— Вижу бойлер, само собой. — И еще через пару секунд: — Тут просто склад всякого хлама. Столы, стулья, книжки. — Он откашлялся. — Все, Лунд. Ну да, дети могли сюда забраться. Но здесь ничего нет.

— Вы уверены?

— Постойте.

— Вы слышите меня?

Майер раздраженно крякнул в трубку.

— Связь плохая, Лунд, — буркнул он.

Бросил телефон в карман, пошел вперед, светя фонариком вправо, влево. Вверх, вниз.

Ему это уже приходило в голову. Но сторож говорил, что к бойлеру топливо подавалось из бака снаружи и никто не заходил туда, кроме техника раз в неделю. Каждую пятницу после обеда.

В конце бойлерной была вторая дверь. Без ручки. Выглядела так, будто ею не пользовались уже много лет.

Майер достал платок, надавил на металлическую дверь. Просунул голову, посветил фонариком.

Сюда приходили подростки. У его ног виднелись остатки самокрутки, втоптанные в пол. Пивные банки. И…

Майер присвистнул. Упаковка от презервативов, надорванная и пустая.

Какой-то шум послышался позади. В основном помещении подвала что-то происходило. Неважно.

Вытащил мобильник, набрал ее номер и стал говорить, не дожидаясь, пока она ответит:

— Думаю, вам стоит взглянуть на это, Лунд.

Тишина в трубке — сигнал не проникал в эти бетонные глубины здания гимназии.

— На что?

Майер чуть не подпрыгнул от неожиданности. В лицо ему ударил луч, затем быстро опустился на пол.

— Вы превысили скорость. Признайтесь, Лунд. Вы такой же нарушитель, как я.

Она не отвечала. Просто смотрела на то, что уже видел он: грязный матрас на полу. Пятна крови в углу. Пятна крови на серой облупленной стене.

На потрескавшейся штукатурке закутка в подвале гимназии стали проявляться отпечатки пальцев. Сотрудники в белых костюмах помечали, рисовали, фотографировали. Лунд беседовала по телефону: уговаривала Марка, чтобы он делал уроки, начал заниматься шведским.

— Я могу задержаться. Бабушка тебе поможет.

Проходя через холл гимназии, она остановилась рассмотреть цветы и фотографии на маленьком алтаре, установленном возле раздевалки в память Нанны.

— Да, хорошо, — говорила она. — Пока, милый.

Там была фотография двух девочек, наряженных ангелами. Нанна и Лиза Расмуссен, лет тринадцати. Перед снимком пара красных свечей. На холодном сквозняке подрагивал одинокий язычок пламени.