Приключения интеллигента, едва не сделавшие его фашистом.

– А вони, вони-то сколько! Омбудсмены, бля, оху… Вставили по самые помидоры! Да, Апполинарий Павлович, вы сработали гениально. Эффект разорвавшейся бомбы в общественном сортире.

Апполинарий сидит за столом в кабинете заместителя градоначальника, Топор восседает в кожаном кресле, на стене за спиной по-отечески строго глядит вдаль президент. Напротив Колышева Ольга Саранцева старательно держит спину на жестком стульчике. Как и положено эмансипированной и независимой женщине, круглая попка занимает только треть сидушки. Взгляд остр, выражение лица холодно-сосредоточенное, очки в металлической оправе придают лицу выражение нобелевского лауреата. Апполинарию смешно наблюдать, как откровенно ревнует Саранцева к его успеху. Ну да, в этот раз получилось. А на следующий?

- Сергей Анатольевич, надо опубликовать заявление от администрации города, что в этом происшествии нет национальной подоплеки. Обычное ДТП, пьяного водителя грейдера разыскивают, вот-вот найдут, - произносит Саранцева с самым независимым видом.

- Конечно … а как же … всенепременно, едрёна мать! – кивает Топор, будто цирковой конь после выступления. Внимание по-прежнему сосредоточено на экране.

- Начальнику полиции подсказать, чтобы тоже выступил с заявлением. Мол, дело чести раскрыть преступление, - говорит Апполинарий. – Ведь все знают – когда ментовский генерал упоминает о чести, дело не раскроют никогда.

- Подскажу. Только менты сейчас в федеральном подчинении, за кресла держатся всеми лапами, могут и не послушать, - с сожалением в голосе отвечает Топор. – Ты вот что, профессор, позаботься, чтобы все участники акции исчезли из города. Мало ли что, вдруг столичная комиссия – она будет обязательно! – что нибудь нароет, лишимся толковых ребят.

- Обязательно. Только прежде чем они улетят в теплые края, надо еще одну язву прижечь.

- Какую? – заинтересованно поднял взгляд Топор.

Ольга Саранцев быстро опускает голову, но Апполинарий всё же замечает гримасу недовольства – опять лезет с предложениями, чертов умник!

- Цыгане. В частном секторе заводского района процветает торговля «дурью». Реализацией занимаются исключительно неподсудные подростки и беременные женщины. Привлечь к ответственности невозможно. Да и тамошние менты в доле, естественно. Местные давно хотят «припустить петуха» цыганам, но побаиваются мусоров. Надо помочь нашим.

- Прекрасно! Я «за» обеими руками! – вытягивает волосатые лапы Топор к потолку. Лицо растягивает улыбка, похожая на оскал крокодила, в глазах подпрыгивают чертики. – Каким образом? Сейчас зима, не самое лучшее время для пожаров.

- Есть средство, от которого даже снег пылает, как солома, - с улыбкой говорит Апполинарий. – Проверено на практике, результаты отличные.

- Ладно, Менделеев, рассказывай …

Короткий, как предсмертный стон, зимний день исчезает. Гаснет огненный глаз светила, растут тени, тьма захватывает город. На телефоны жителей поступают SMS-сообщения, приглашающие всех желающих прийти на митинг в район «аула» - именно так называется микрорайон, где проживают цыгане. На городском интернет-портале тоже появилось объявление о митинге. Место сбора – перекресток улиц Пушкина и Лермонтова. Разумеется, девять десятых граждан плевать хотели на любые митинги и собрания после рабочего дня. Однако нашлись люди – их было немного, несколько сотен, для которых проблема цыганского бизнеса на «дури» была личной. Это были, в основном, жители с рядом расположенных улиц. То есть те, кто своими глазами ежедневно наблюдал за тем, как цыганские отморозки травили русских детей самопальной наркотой. И почти в каждой семье было горе, непосредственно связанное с гнусным бизнесом цыганского отребья.

Дома цыганских наркобаронов отличались добротностью и лоском. Просторные и массивные, будто египетские пирамиды, макушки укрыты цветной металлочерепицей, широкие окна забраны коваными решетками с затейливыми узорами, облицовка стен выполнена лучшими в городе мастерами из дорогого цветного кирпича. Если всмотреться, то сквозь окна видны хрустальные люстры, водопадами ниспадающими с потолков к полу. Стены увешаны гобеленами, в промежутках красуются картины с портретами предков и родственников, мебель из дорогущего красного дерева искрится и переливается полировкой и хрусталем. Ковры – не ковролин говённый! - ручной работы цветочными полянами радуют глаз. Они особенно хороши на желтоватом фоне дубового паркета. Никаких штор, тем более дешевых «жалюзей» нет и в помине! Пусть все видят - особенно пьяницы и лентяи русские - как живут трудолюбивые цыгане! Дворы огорожены высокими заборами из красного кирпича, за «кремлевскими» стенами беснуются псы, каждый размером с годовалого теленка. Лают так, что кровь стынет в жилах и мороз по коже – а ну как вырвутся на волю? Порвут в клочья! Двери вырезаны из цельного куска железа, замки сейфовые, решетки в палец толщиной. Это все для того, чтобы спокойно спалось труженикам после напряженного рабочего дня. Да, русские свиньи, кто хорошо работает, тот хорошо живет!

Сторожевые псы бегают вдоль заборов, собак привлекают и тревожат люди, что собираются неподалеку. Отовсюду раздается сиплое рычание, яростный лай. Вскоре одному псу надоедает бестолково суетиться у ворот, он решает пробежаться вокруг дома. Чуткие собачьи уши сразу ловят подозрительные звуки, пес с рыканьем бросается навстречу неизвестному врагу, но тут кобелиное обоняние чует сладостный аромат сучки. Рычание превращается в повизгивание и пес уже не мчится в атаку, а летит на крыльях собачьей любви. Несколько торопливых прыжков и дом остается далеко за спиной. Шелудивая сучка с пахучей мохнатой задницей предстает перед неподкупным стражем цыганского добра во всей красе. Жених учтиво повизгивает, трясет квадратной мордой, «суженая-ряженая» благосклонно, но несколько встревожено глядит на кандидата в мужья – великоват, однако! Сразу забыв обо всем на свете, пес начинает … э-э … акт регистрации гражданского состояния. Тем временем группа людей в темных комбинезонах легко преодолевает забор. У каждого в руках вместительная сумка. Неизвестные быстро подбегают к дому с тыльной стороны, слышны глухие удары, раздается хруст и треск, осколки стекла падают в снег. В руках появляются литровые бутыли, внутри тяжело переливается густая жидкость серого цвета. Падают крышечки с горловин, бутылки влетают в разбитые окна. Тотчас на первом этаже вспыхивает ослепительное пламя. Огонь быстро растет, языки тянутся к потолку. С улицы кажется, будто в доме, за коваными решетками надуваются воздушные шары огненно-рыжей расцветки. Неизвестные в черных комбинезонах бегут не оглядываясь, словно заранее знают, что их работа закончена, беспокоиться не о чем. Сторожевой пес самозабвенно продолжает регистрацию состояния, отвлекаться на посторонних нет никакой возможности. Потом, все потом!