Джек Хиггинс - Мыс Грома

— Да, мистер Сантьяго, нам пришлось с ним схлестнуться. Мы, видите ли, подкараулили девчонку, но ему удалось заманить нас в ловушку. У него был при себе пистолет.

— В самом деле? — сухо отозвался Сантьяго. — А что ты сказал, когда он спросил, кто твой хозяин?

— Ровным счетом ничего, — инстинктивно ответил Смит. — А вот Джонсон…

Он оборвал себя на полуслове.

— Продолжай, выкладывай все как на духу.

— Хорошо, мистер Сантьяго. Этот трусливый подонок назвал ваше имя Диллону.

Последовало минутное молчание, потом в трубке снова послышался голос Сантьяго.

— Я разочарован в тебе, дружок, крайне разочарован. — В трубке раздался щелчок, и все стихло.

Смит понимал, что это значит. Еще никогда в жизни ему не было так страшно. Действуя одной рукой, он собрал вещи, вытащил тысячу с лишним фунтов стерлингов, которые хранил в жестяной банке из-под сахара на кухне, и вышел из дома. Через две минуты он уже сидел за рулем фургона и, управляя машиной одной рукой, гнал ее прочь. В Абердине с давних времен у него осталась подружка, которая всегда питала к нему слабость. Шотландия — вот куда надо сматываться. Чем дальше от Джонсона, тем лучше.

Шах сидел в частной лечебнице за своим письменным столом, приложив к уху телефонную трубку. Спустя несколько секунд он опустил ее, тяжело вздохнул и вышел из кабинета. Зайдя в небольшую аптеку рядом с операционной, он насадил иглу на шприц и наполнил его жидкостью из флакончика, который вынул из шкафчика с лекарствами.

Когда он открыл дверь в палату, находившуюся в самом конце коридора, Джонсон спал. Рядом с его кроватью стояла капельница. Мгновение Шах стоял, глядя на него сверху вниз, потом обнажил его левую руку и вонзил в нее шприц. Джонсон сделал примерно пять глубоких вдохов, потом его дыхание прекратилось. Проверив, подает ли больной признаки жизни, и не обнаружив таковых, Шах вышел из палаты. Задержавшись у столика регистрации, он поднял трубку и набрал номер.

— Похоронное бюро «Дирдин», — раздался голос в трубке. — Чем можем быть вам полезны?

— Говорит Шах. У меня есть для вас покойник.

— Он готов к тому, чтобы мы его забрали?

— Да.

— Будем у вас через полчаса.

— Благодарю вас.

Положив трубку, Шах отправился обратно к себе в кабинет, мурлыча под нос какую-то мелодию.

На часах было около одиннадцати, когда Трэверс вернулся к себе домой на улицу Лорда Норта и застал в кабинете Диллона, читавшего книгу.

— Дженнифер уже легла спать?

— Больше часа назад. Она очень устала.

— Немудрено, ведь на долю этой девушки выпало столько неприятностей. Не хотите ли пропустить по стаканчику на сон грядущий, Диллон? Не могу предложить вам ирландского виски, но, может, сойдет бокал старого доброго эля?

— Отлично.

Трэверс наполнил два бокала, отдал один из них собеседнику и уселся в кресло напротив.

— Ваше здоровье. А что вы читаете?

— Эпиктет. [11] Эпиктет (ок. 50 — ок. 140) — римский философ-стоик. Раб, после вольноотпущенник, основные работы, записанные его учениками, посвящены внутренней свободе человека. — Диллон поднял книгу. — Это греческий философ, который принадлежал к школе стоиков.

— Я знаю, к какой школе он принадлежал, Диллон, — терпеливо произнес Трэверс. — Просто меня удивляет, что вы это знаете.

— В этой книге он утверждает, что человек, не прошедший в своей жизни через испытание, не заслуживает того, чтобы жить. А вы с этим согласны, адмирал?

— Думаю, согласен, если это не значит взрывать бомбы, от которых гибнут невинные люди, под предлогом какого-то мнимого правого дела или стрелять людям в спину.

— Да простит вас Бог, адмирал, но я ни разу в жизни не устраивал взрывов бомб так, как вы говорите, и не стрелял никому в спину.

— Да простит меня Бог, Диллон, потому что сам не знаю, почему я склонен верить вам. — Залпом выпив виски, Трэверс встал. — Спокойной ночи, — сказал он и вышел из кабинета.

Управление машиной далось Смиту легче, чем он ожидал. Вскоре он наловчился держать руль одной рукой, придерживая его кончиками пальцев правой руки. Разумеется, дождь только затруднял движение. На выезде из Уотфорда он проскочил мимо поворота на автостраду и оказался на казавшемся бесконечным темном шоссе. Других автомобилей не было видно. Затем позади вспыхнули передние фары машины, которая на удивление быстро стала приближаться.

Она пошла на обгон. Это был большой черный грузовик. Перепугавшись до смерти, Смит выругался, зная, чем это ему грозит, и судорожно вцепился в руль. Грузовик резко свернул, пытаясь столкнуть его с шоссе и не оставляя пространства для движения, и фургон, протаранив придорожный забор, покатился по семидесятифутовому склону, дважды перевернувшись по пути. Наконец бесформенная груда металла замерла. Смит был еще жив. Лежа на боку в салоне машины, он чувствовал запах бензина, сочившегося из разбитого бензобака.

Послышались приближающиеся шаги — кто-то медленно спускался по склону холма.

— Помоги мне, — простонал Смит, — я здесь.

Кто-то зажег спичку. Это было последнее, что он запомнил. На мгновение его охватил ужас. Незнакомец бросил спичку в его направлении, и бензин вспыхнул ярким пламенем.

В Париже была без нескольких минут полночь, когда Дженни Грант, забрав свой чемодан из багажного отделения в аэропорту имени Шарля де Голля и быстро пройдя в главный вестибюль, подошла к стойке компании «Эвис», специализирующейся на сдаче в аренду автомобилей.

— Слава богу, вы еще работаете, — произнесла она, доставая паспорт и водительское удостоверение.

— Конечно работаем, — по-английски ответила дежурившая за стойкой молодая женщина. — Мы всегда дожидаемся, пока не прибудет последний рейс за день, даже в том случае, если он задерживается. На какое время вам понадобится машина, мадемуазель?

— Возможно, на неделю. Не могу сказать точно, но я приеду сюда еще.

— Отлично. — Девушка занялась оформлением бумаг и достала печать из своего формуляра. — Следуйте за мной, я покажу вам, где стоит машина.

Спустя десять минут Дженни, сидя за рулем «ситроена», ехала по шоссе, ведущему из аэропорта. Она держала курс на запад, в Нормандию. Урна с прахом стояла на пассажирском сиденье рядом с ней. Она прикоснулась к ней рукой, затем снова откинулась на спинку сиденья, чтобы следить за дорогой. Дорога ей предстояла долгая, возможно, ей придется ехать всю ночь, но это не имело значения, так как Лондон и все ужасные события, которые произошли за последние несколько дней, остались позади, и она наконец вырвалась на свободу.

Встав спозаранку, Диллон в половине восьмого был уже на кухне и жарил яичницу с беконом, когда туда вошел Трэверс в домашнем халате.