Роберт Ладлэм - Тривейн

— Понимаю... Хорошо, я сделаю заявление. И позабочусь о Брюсе.

Тривейн нажал кнопку, отпустил ее через несколько секунд и набрал номер.

— Сэма Викарсона, пожалуйста. Это Тривейн... Сэм, пришло время Брюса. Нет, не ты, а я... Выясни, где он, и перезвони мне. Я дома... Нет, не передумаю. Перезвони как можно скорее. Я хочу видеть его сегодня днем.

Тривейн поставил телефон на тумбочку и бросил взгляд на жену. Филис сидела за туалетным столиком, нанося последние штрихи в макияже. Перехватив в зеркале взгляд мужа, сказала:

— Я уже все поняла. Что-то подсказывает мне, что наша прогулка по памятным местам откладывается.

— Ничего подобного. Я отлучусь на пятнадцать — двадцать минут, только и всего. Можешь подождать меня в машине.

Филис подошла к кровати и, посмеиваясь, указала на смятые простыни.

— Это я уже слышала. Вы хищник, мистер Тривейн! Мчитесь домой с работы, насилуете непорочную и еще молодую хозяйку, засыпая ее обещаниями, а после того, как ваше желание удовлетворено и вам удалось вздремнуть, принимаетесь звонить по телефону...

Эндрю посадил жену к себе на колени, нежно коснулся ее груди, провел рукой по плечам, Филис шутливо поцеловала его в ухо. Он осторожно переместил ее со своих колен на кровать.

— О Эндрю, ведь мы не можем...

— Еще как можем. Сэм вряд ли объявится раньше чем через час.

Он стал раздеваться. Филис разгладила рукой простыни, легла с краю, ожидая мужа.

— Ты неисправим. За это я тебя и люблю... С кем ты собираешься встретиться?

— С гадким маленьким человечком по имени Родерик Брюс, — ответил Энди, снимая рубашку и забираясь в постель.

— Газетчик?

— Да. И он бы нас с тобой не одобрил...

Бобби Уэбстер сидел за столом, положив перед собой руки. Он опустил голову и закрыл глаза, чувствуя, что подступают слезы. Дверь кабинета он запер уже давно, теперь ему никто не мешал. Удивительно, но глаза все еще оставались сухими. Подсознательно он знал почему, но ответ этот был так страшен, что он постарался его отбросить. Он потерял способность плакать.

Reductio ad manipulatem [3] Сведение к рядовому случаю (лат.). .

Есть ли такое выражение? Должно быть. Годы изобретения различных заговоров и тайных замыслов, невысказанных, забытых, несчитанных, — сколько их было? Сотни, тысячи?

Сработает или нет? Вот что важнее всего. Человек — всего лишь Икс или Игрек, с ним можно считаться, а можно отбросить как что-то ненужное, в зависимости от обстоятельств. Человек — лишь часть формулы, не больше. Даже такой человек, как он сам.

Бобби Уэбстер наконец почувствовал на глазах слезы. Он уже почти плакал, сам того не замечая.

Пора было идти домой.

Тривейн шел по густо устланному коврами коридору, направляясь к ступенькам, над которыми висела табличка. Надпись на древнеанглийском гласила: "Пентхаус. Родерик Брюс Он поднялся по ступенькам, подошел к двери и нажал кнопку звонка, оглашая пространство за черной эмалевой дверью с сияющей медной отделкой громким звоном. Из-за двери раздавались приглушенные голоса. Один из них, очень взволнованный, принадлежал Родерику Брюсу.

Дверь отворилась, в холле стояла крупная негритянка-горничная в белой униформе. Вид у нее был весьма внушительный, и занимала она весь проем в дверях. Невозможно было рассмотреть, что происходит за ее широкой спиной.

— Что угодно? — спросила она на певучем диалекте Карибских островов.

— Могу я видеть мистера Брюса?

— Он вас ожидает?

— Он будет рад меня видеть.

— Извините, но скажите, пожалуйста, ваше имя. Он свяжется с вами.

— Меня зовут Эндрю Тривейн, и я не уйду, пока не встречусь с мистером Брюсом.

Горничная стала закрывать дверь, и Тривейн собрался было громко позвать Брюса, как тот вдруг появился сам, словно крохотный хорек, выскочивший из укрытия. Он все слышал, стоя в дверях, в нескольких футах от них.

— Все в порядке, Джулия, — сказал он негритянке. Огромная горничная повернулась, одарив на прощание Тривейна неприязненным взглядом, и, пройдя через холл, исчезла из виду.

— Она с Гаити, знаете ли... Все шестеро ее братьев в банде Макуты. Это как проклятье, нависшее над семьей... Что вам надо, Тривейн?

— Повидаться.

— Как вы проникли сюда? Привратник ничего мне не сказал.

— Он думает, что я пришел к другому жильцу. Не пытайтесь ничего выяснить, мои люди обо всем позаботились. Остальные ничего не знают.

— Насколько я помню, при нашей последней беседе вы угрожали мне. У себя в кабинете. Теперь вы пришли ко мне, в мои владения. И вид у вас уже не столь грозный. Остается предположить, что речь пойдет о сделке, не уверен, что я в ней заинтересован.

— Я не собираюсь вам угрожать, мне скорее грустно. Но вы правы: я пришел, чтобы совершить сделку... В вашем духе, Брюс.

— Вам нечего мне предложить. Почему я вас должен слушать?

Тривейн внимательно изучал маленького человечка с небольшими, близко посаженными глазами и крохотным ртом — сама уверенность и самодовольство. У него засосало под ложечкой, когда он тихо произнес имя:

— Александр Коффи.

Родерик Брюс застыл на месте. Его крепкая челюсть отвисла, рот приоткрылся, с лица исчезло выражение уверенности в себе.

Это казалось абсурдом, это и было абсурдом! Чудовищная нелепость состояла в том, что никто из них не хотел ничего, кроме его согласия. Это ему ясно дали понять. Никто не надеялся, что он изменит хоть слово в докладе подкомитета. Предполагалось, что он завершит его, представит копии президенту, конгрессу, в Комиссию по распределению оборонных ассигнований — и получит благодарность правительства. Никаких изменений, никаких добавок.

Он закончил главу, собирался начать вторую.

Доклад получался резкий, бескомпромиссный. Он и не скрывал этого. Напротив, чем резче критика, тем весомее станет его кандидатура.

Кандидатура. Кандидатура на пост президента Соединенных Штатов.

Абсурд, нелепица.

А они настаивают, говорят, не такая уж это нелепица. Логичное решение выдающегося человека, который, окончив работу над докладом, потратил пять месяцев на изучение одной из самых сложных проблем страны. Пришло время именно для такого, как он, человека: далекого от политической кутерьмы. Нация нуждалась в личности, не имеющей никакого отношения к раскладу политических сил. Она нуждалась в целителе, но не только. Нужен был человек, способный принять гигантский вызов, собрать все факты и отделить правду от бесчисленных обманов.

Они сказали ему, что это главное его достижение.

Вначале он подумал, что Митчелл Армбрастер сошел с ума: его лесть была сголь откровенна, что сводила на нет все его намерения. Но Армбрастер стоял на своем. Старший сенатор от Калифорнии заявил, что вначале идея, выдвинутая Национальным комитетом, показалась ему фантастической. Но чем больше он о ней думал, тем более глубокий Смысл ему открывался. Идея отвечала его политическим установкам. Президент, которого он, конечно, поддерживает, не принадлежит к его партии. А у его партии нет никаких перспектив, одни претенденты. Он их знает: усталые, обычные люди, такие же, как он. Люди, не сумевшие воспользоваться предоставленным им шансом, или юнцы, слишком дерзкие и нахальные, чтобы найти поддержку у простых американцев. Рядовой гражданин совсем не хотел «тащиться» от рэпа или «ловить кайф».