Игорь Сотников - Палиндром

А стоило Первой леди перевести своё внимание на Ханну, то вот тут-то она по настоящему поняла, в какой опасности та находится. И если до неё дошли слухи о такого рода подумывании господина Шиллинга, то зная то, что она о нём знает, то к этой новости стоит отнестись как можно серьёзно – и это не только его президентские амбиции, о которых ей частенько говорил Мистер президент: «У меня прямо затылок вскипает, а что уж говорить о спине, которой становится до потливости жарко, когда сзади меня стоит вице-президент», – а она из одних, весьма осведомительных источников узнала, кто стоял за диверсией с тортом – тем, кто так обошёлся с её и фигуркой президента, был Шиллинг.

И если насчёт второго известия, Первая леди пока она не разобралась в том, что это значило, не станет распространяться, то вот о тайных намерениях вице-президента, явно желающего затмить собой Мистера президента и стать первым, то тут стоит об этом поговорить. Ведь если вице-президенту так захотелось во всём быть первым, то он уж точно не остановится ни перед чем и ни перед какими жертвами, чтобы добиться желаемого. И Ханна вполне подходит под эту жертву, если это принесёт вице-президенту дополнительные голоса из числа пресыщенного традиционными технологиями избирателя. А судя по окружению господина Шиллинга, всё сплошь состоящего из неординарных личностей, то там есть кому подсказать и мотивировать Шиллинга на такого рода действия.

И Первая леди уже было собралась обрушить на Ханну новость о том, что ей одного взгляда на господина Шиллинга было достаточно, чтобы понять, как он ветренен и ненадёжен, – я об этом раньше не говорила потому, что не было достаточных оснований утверждать это (хорошо шифруется гад), – как Ханна первая берёт слово и своим новым заявлением ввергает Первую леди в совсем не понимание Ханны.

– Но и это ещё не всё. – Как-то уж больно неуверенно говорит это Ханна, что Первой леди становится ещё страшней, чем после её первого сообщения о подумывании её супруга. Ведь куда уж может быть страшнее, когда выясняется, что твой дурак супруг, в тайне от тебя и, не зная где, подумывает. А тут, как оказывается, есть ещё что-то такое, что затмевает собой эту первую страшную новость – все самые душещипательные новости всегда оставляют напоследок. И тут, несмотря на то, что Первая леди, насколько это вообще можно, доверяла Ханне, не обошлось без того, что она заподозрила в неладном своего супруга, Мистера президента. Который, как ей только что вспомнилось, всегда был приветлив с Ханной и отзывался о ней только в самых желательных для любой дамы выражениях.

– Ах ты, паскудник, до выражался! – ахнула про себя Первая леди, в один момент всё поняв насчёт Мистера президента и этой, только с виду бедной овечки Ханны, посчитавшей, что вариант с её лопухом мужем, Мистером президентом, куда как перспективней для неё, теперь уж точно ясно, желающей стать первой леди. Тут надо всего лишь охмурить одного лопуха, Мистера президента, тогда как в случае с выдвижением в президенты её супруга, придётся поработать со множеством людей и не только с лопухами. И при этом ещё нельзя быть уверенным в том, что они к финишу придут первыми.

И Первая леди, поняв, с кем она на самом деле имеет дело, подумав, что прямое обвинение Ханны в её коварстве только всё ещё усложнит, решает разыграть из себя мало что понимающую дурочку. – Что ещё? – заинтриговано спрашивает Ханну Первая леди.

– Я вдруг поняла, или почувствовала, что меня всё это не расстраивает, как, наверное, должно было бы. – Не согласуясь со сказанным, более чем расстроено сказала это Ханна. Что не проходит мимо Первой леди, которая отлично понимает, с чем всё это связано. А от этого понимания её начинает переполнять сердечным волнением. Да так быстро и очевидно, что она с более нервным запалом, чем у Ханны, с нотками истерического волнения, не сводя с неё внимательного взгляда, резко спрашивает её. – Кто он?

Что же касается Ханны, то она, будучи себе на уме, и не заметила всех этих треволнений в душе Первой леди, и поэтому не столь беспокойно как Первая леди, дала свой ответ. – Тот человек, кто мне об этом сообщил. – И, пожалуй, присутствуй сейчас в голове Первой леди хоть немного здравомыслия, то она путём логического размышления могла бы себя успокоить – Мистер президент никак не мог быть тем человеком, кто будет на посылках у вице-президента, правда, если он не тот вероломный супруг, в которые его записала Первая леди. И тогда получается, что она не зря не прислушивалась к голосу разума, который здраво рассудив, что его сейчас слушать не будут, спал, а напрямую желала удостовериться в том, что всегда знала насчёт своего любвеобильного супруга.

– Кто? – требовательно вопрошает Ханну Первая леди, продолжая буравить её пристальным взглядом.

– Конгрессмен Альцгеймер. – Потупив взор, проговаривает это имя Ханна.

– Ого! – сама от себя не ожидая такого, присвистнула Первая леди.

Хотя этому есть свои объяснения. Ведь Первая леди ожидала услышать совсем другое, с некоторого времени столь для неё ненавистное имя своего супруга, ну а когда вместо него, так неожиданно для неё звучит другое имя, то тут хочешь не хочешь, а поддашься эмоциональному срыву. Который у всех по-разному проявляется, и если кто-то от злобы бросается с кулаками, то в случае с Первой леди, где её накрыла непредвиденная радость, случился вот такой, со свистом, выпуск эмоций.

И теперь у Первой леди, как будто камень с души свалился, и она в один немедленный момент почувствовала облегчение, со своим воодушевлением и желанием делать добрые дела по отношению к тем, кто не так счастлив как она. А именно Ханне, которая, конечно, сама виновата в том, что была не прямолинейна и не сразу откровенна с ней, но всё же она заслужила счастье и она готова ей помочь в этом.

Между тем Ханна, ничего такого не подозревая насчёт Первой леди, со своей стороны крайне удивилась такому её ответу, а затем приняла его насчёт своего сообщения. Что привело её к ещё большей растерянности. – Что, всё так безнадёжно? – теперь уже в волнении спросила Ханна, смотря на Первую леди как на последнюю надежду. Первая леди внимательно смотрит на Ханну, что-то там у себя в уме соображает и переводит свой взгляд на встроенный в стену шкаф. После чего она, ничего не говоря Ханне, подымается с кушетки, где одну сторону она занимала собой, а вторая была занята Ханной, и направляется к этому шкафу, с зеркальной поверхностью.

Подойдя к шкафу, Первая леди не сразу тянет к нему руки, чтобы взяться за ручки и открыть его и похвастаться перед Ханной его содержимым, – вон смотри, сколько у меня выбора того, что нечего надеть, – а она вначале смотрит по сторонам, где в одной стороне она задерживает свой взгляд несколько больше, чем при осмотре других сторон, – а просто в этой стороне находился портрет того глазастого президента, с чьим видом Первая леди так сроднилась, что само того не замечая, невольно советовалась с ним, – а уж затем берётся за ручки двери. Далее ничего такого сверхъестественного не происходит, а Первая леди всего лишь открывает дверки шкафа. Который, как сейчас выяснилось Ханной, действительно был набит под завязку всем тем, что относится к той категории вещей, называемых надеть нечего.