Игорь Сотников - Палиндром

Тем временем Капута не останавливается на достигнутом – на недостигнутом, и перемещает руку в другой карман, где к его еле скрываемому сожалению, его ждёт всё тот же, не устраивающий его никак результат. И даже на одно мгновение становится по Капуте видно, что такого неожиданного препятствия он точно не ожидал обнаружить. Но Капута не сдаётся, ведь у него есть ещё немалый шанс отыскать у себя то, что он хочет отыскать, и который включает в себя: два непроверенных боковых кармана в пиджаке, два в брюках, один сзади брюк и ещё один в одном из потайных мест, в глубине брюк, куда он бывает, что прячет заначку от своей уж больно скрупулёзно относящейся к его заработку супруге. Правда после первых неудач, уверенность в себе уже не такая демонстративная, и видно, что Капута, как бы полегче сказать, в общем, его грызут сомнения, которые и проявляются в его неуверенности, с которой он пару раз промахнувшись мимо бокового кармана пиджака, только с третьей попытки попадает туда рукой.

Там рука замирает на мгновение, да так захватывающе волнительно, что все присутствующие в зале люди, обо всём забыв и в том числе о своём в полную грудь дыхании, застыв в одном не сдвигаемом положении, принялись понимать выразительность лица Капуты. И если в первое мгновение его лицо несло в себе одну лишь нервную озабоченность, из-за чего его, эту скотину, прибить всем было мало. – Вах, как он меня расстраивает, – принц Небаба даже схватился за сердце при виде такого своего расстройства. То спустя мгновение, когда лицо Капуты подало признаки жизни и на нём даже появились признаки улыбки, то многие в зале – в их число в основном входили лица из числа обслуживающего персонала – смогли вздохнуть более свободно, когда они были выпущены из стальных тисков рук и ног своих возбуждённых начальников и боссов, которые в своём волнении несколько забылись и переступили некоторые границы правил и приличий.

Так кто-то схватил своего адъютанта за то, за что браться не всегда стоит, за …скажем так, за его ум, что само по себе подразумевает очень многое, ну а кто-то другой, взял и вступил своей крепкой ногой в запретные области тьмы – там, под столом, ничего не было видно, в том числе и на чью ногу наступил, и только по внешним контурам лиц рядом находящихся людей, можно было примерно определить, кому досталось такое счастье быть отмеченным вашей ногой.

И вот Капута, с улыбкой на устах достаёт из кармана …пока что только видно, что его сжатую в кулак руку, и так сказать, продолжает нагнетать напряжение, которого итак уже предостаточно – Мистер президент уже второй бокал хряпает в себя. А там, между прочим, не минерализованная вода.

И вот, наконец-то, Капута берётся за ум и через своё обращение: «Внимание. Я в целях всеобщей безопасности и спокойствия, делаю первую ставку», – делает первый шаг к тому, чтобы раскрыть свой кулак и всем показать, что он там такое от всех утаивает. А то тут уже в головах, а не умах людей, начали возникать столь невероятные, до полной несовместимости с реальностью, совсем невместимые в его руку предположения насчёт того спрятанного в его руке предмета, что Капута был бы до крайней степени удивлён за себя и за такие свои сверхспособности, которые приписала ему фантазия всех этих людей вокруг.

Так генерал Браслав, у которого конечно на всё про всё был свой индивидуальный взгляд, взял и предположил, что Капута там, у себя в кулаке, прячет фигу с маслом. Что, конечно, чушь несусветная. Хотя бы потому, что если бы у Капуты в кулаке поместился этот мало кому известный предмет, то обрамляющее его масло, в независимости от того, какое оно было – сливочное или моторное – не смогло бы удержаться в кулаке и потекло.

Правда были и вполне здравые предположения, как например, со стороны мистера Блюма, отвечающего… хотя скорее не отвечающего, а так сказать, служащего в бюро по оценке целесообразности новых проектов, неожиданно для себя посчитавшего, что там Капута не просто придерживает, а скрывает от него взятую двадцатку до зарплаты, которой какой уже месяц, и всё по словам Капуты, у него нет.

– Сам же видишь, какой шатдаун стоит в стенах конгресса. – Прямо сбивал с ног и с мысли Блюма Капута, стоило им столкнуться где-нибудь в кулуарах конгресса. И не успевал Блюм раскрыть рот, чтобы напомнить Капуте о его обязательствах перед ним, как тот уже нашёл оправдательную причину. – А вот если бы вы… – Хитро прищурившись, тихо начинает заговаривать уши Блюму Капута. – Нет, конечно, не вы сами, а кто-нибудь из вашего отдела, дал бы положительную оценку нашему новому законопроекту, то дела бы точно сдвинулись с мёртвой точки. – И что взятый в оборот Капутой Блюм может поделать в такой запутанной и до чего же сложной для него ситуации, где ему приходится за общественные блага так страдать и жертвовать ради них своими личными сбережениями.

– А там у него лежит гандом. – Более чем утвердительно решил генерал Волк, произнеся всё это вслух, прямо в ухо рядом с ним сидящему Блюму. Чем до основания всего себя потряс Блюма, с мертвенной выразительностью лица посмотревшего в ответ на Волка. Ну а Волк хоть и всегда был резок с окружающим миром, – профессиональная привычка, он как-никак, возглавляет одну из самых секретных силовых спецслужб, – всё же он всегда был готов обосновать себя и свои категорические насчёт тебя выводы.

К тому же весь встревоженный вид Блюма чуть ли не требовал этого. Правда, в своём объяснении Волк себя выказал не столь проницательным человеком, каким он себя показал вначале, огорошив Блюма своим прозорливым видением будущих его отношений с Капутой – он его, Блюма, использовал, как этот резиновый одноразовый предмет – и поэтому Блюм еле слушал россказни Волка о похождениях налево этого, дома примерного семьянина, а стоит ему только выйти из под опеки своей супруги, так на него прямо дьявол вселяется, ловеласа Капуты. Хотя последнее Блюм всё же запомнил.

– Это надо будет запомнить. – Сделал памятливую отметку Блюм.

Но как сейчас же выяснилось, стоило только Капуте раскрыть свою руку, то все эти предположения столь свободных на свои фантазии господ, имели мало что общего с настоящим, которое находилось в руке Капуты.

– Моя ставка будет чисто символической. – Продолжает говорить Капута, раскрывая руку, откуда на всех смотрит смятая в комок денежная купюра, номиналом в одну целую неделимость. И сразу же в зале проносится гул облегчения, к которому примешивается некоторое удивление со стороны экономического блока истеблишмента, у которого вдруг возникли требовательные вопросы к Капуте. – И для каких интересно целей, у него в кармане носится такого достоинства купюра? – задался вопросом представитель особо влиятельных кругов, общественный деятель, миллиардер Порос.