Виктор Воробьев - По ту сторону ПравоСудиЯ

Время от времени в кабинет заглядывают участники моего задержания и довольно недвусмысленно интересуются, проинформировал ли меня сотрудник о том, как я могу облегчить свою участь. На что мой опер отвечает, что все подробно объяснил Виктору Николаевичу, но пока Виктор Николаевич не изъявляет желания о чем-то разговаривать. К нам подсаживается еще один опер и произносит точь-в-точь ту же речь, из которой дополнительно я узнаю, что милиция никогда не дремлет и стоит на защите интересов людей. Примерно через час в кабинет входит новый сотрудник с листом бумаги и поясняет, что он должен составить протокол задержания, а я должен дать пояснения. Помня, что обычно в фильмах и в рассказах я должен поинтересоваться про адвоката, я спрашиваю об этом. С недовольным видом он поясняет, что адвоката мне разрешат вызвать только после приезда следователя, и уже он будет решать можно или нет. Давать показания я отказываюсь из элементарной осторожности и боязни сделать, что-то не так. Первый раз закрадывается мысль, что это серьезно, и теперь надо думать над каждым словом и каждым шагом.

Невозможно в полной мере описать всю палитру чувств и эмоций, которые я испытывал в течение этих нескольких часов ожидания следователя. Панические мысли сменялись голосом разума, который вполне логично объяснял, что меня допросят и отпустят, ведь не могло же быть, что меня задержат и не дадут даже заехать домой переодеться, или увидеться с родственниками. В любом случае скоро все закончится, а потом разберутся и обязательно все решится, ведь не могут не разобраться. Мой телефон разрывается от звонков. Звонят из горсовета, они меня, естественно, потеряли. Уже несколько часов идет сессия, а меня нет. На звонки отвечать мне строго запрещают. Вот и заветное смс сообщение от Ольги. Исхитряюсь ответить, что очень скучаю, но больше не удается ничего написать. Охранник смотрит подозрительно, и такое впечатление, что только и ждет моего непослушания.

Вообще вид всех оперов говорит о том, что они разочарованы процедурой задержания. Я бы выразился «не добили». Взятие было очень тактичным, поскольку вероятно было указание брать аккуратно. Не было криков, сопротивления или ругани. Все прошло тихо и спокойно. И опера все время смотрели, чтоб я чего-нибудь не сделал случайно и не спровоцировал их. Это и был для них единственный момент разочарования, зато все остальное прошло «на ура»!

Очень хочется в туалет. После моей просьбы идем вместе с сотрудником. Он заходит со мной и смущенно говорит, что он посмотрит, и чтобы я дверь не закрывал. Как бы оправдываясь, попутно рассказывает истории о том, что когда-то кто-то выпрыгнул из окна третьего этажа. Посмотрел бы я на этого человека. Стараюсь не забивать голову всякими историями, и без того в голове такой компот, что ничего уже не лезет. Через полчаса мне сообщают о приезде следователя и о том, что теперь все и начнется. В коридоре раздается фамилия Кулиманов и где-то в подсознании мелькает мысль, что я уже слышал эту фамилию. По пути в кабинет в коридоре я вижу… Я вижу своего бывшего однокашника! Ничего себе, что он здесь делает? Работает или его тоже сюда привезли? Даже как-то неудобно встретиться в таком месте. Вот лишь некоторые мысли, посетившие меня в тот момент. Каково же было мое удивление, радость, и какое облегчение я испытал, узнав, что это и есть следователь по особо важным делам прокуратуры Кулиманов! Теперь-то уж точно во всем разберемся, и мне удастся объяснить и рассказать, как все было на самом деле. Мы здороваемся за руку, и я прохожу к нему в кабинет. Чувство неловкости повисает в воздухе.

– Вот так встреча! – говорю я.

– Да уж, – нерадостно отвечает он.

Мы садимся по разные стороны его стола и начинается допрос.

– Надеюсь, ты понимаешь, во что ты вляпался?

– Если честно, еще не совсем, но понимаю, что ничего хорошего.

– Это уж точно. Дело очень серьезное. Кофе будешь?

– Давай, было бы неплохо. Когда я смогу освободиться?

– На, почитай пока.

Сует мне бумагу, где описаны обстоятельства моего дела, в чем меня обвиняют и почему задержали.

– Это же полнейшая чушь!

– Вот и будем разбираться.

– Что мне надо сделать? Я должен, наверное, вызвать адвоката?

– Да, думаю, он будет тебе необходим. У тебя есть кто-нибудь знакомый?

– Да, ты знаешь, никогда не сталкивался, не приходилось как-то. Нет. Знакомых адвокатов точно нет. А можно позвонить родственникам, чтобы они вызвали?

– Нет. Либо сам, либо мы тебе обязаны предоставить.

– Может, ты мне по знакомству, не как следователь, а как знакомый порекомендуешь кого-нибудь?

– Хорошо, сейчас подумаю… Есть один неплохой адвокат, бывший прокурор, так что свое дело знает.

Я наклоняюсь к нему и полушепотом говорю:

– Саша, только мне нужен хороший адвокат, а не ваш… Ну, ты меня понимаешь?

– Конечно, я же как знакомый тебе рекомендую, а не как следователь.

– Спасибо. Звони ему.

После этого был длинный бессмысленный разговор с «дружеским» объяснением, что от меня надо и на что я должен согласиться для облегчения своего положения. Конечно же, я не стал давать никаких «нужных» показаний и тем самым определил свою будущую судьбу.

Я не зря привел начало нашего разговора. В дальнейшем я еще не раз его буду вспоминать и удивляться, как же я мог ему поверить? Это же система, и он ее часть. И не пришла мне тогда мысль, что не зря на это дело поставили моего знакомого, хорошо известного в узких кругах великого махинатора и подтасовщика, а только за тем, чтоб расположить меня, склонить к нужным действиям и «упаковать» по полной.

Это была моя первая и самая большая ошибка. Зато это послужило самым поучительным уроком мне на будущее. Никогда не верь стороне обвинения, независимо от того, кто ее представляет, как не верь и тем, кого она подсылает (я имею в виду адвоката, который еще сыграет свою роль в этом деле). И еще, в результате этой малоприятной беседы я понял одну очень важною и страшную мысль. Меня уже не отпустят. То есть совсем не отпустят, не дадут даже заехать переодеться, увидится с родными, не дадут сообщить родителям, а главное – Ольге. Значит, я не смогу даже на несколько минут увидится с ней, чтобы успокоить ее и подбодрить. Как же она переживет такую новость и как отнесется к этому? Эта мысль угнетала и пугала меня больше всего. Всего остального я еще не осознавал, а это уже осознал, и тогда эта мысль приводила меня в ужас. Это было первое ясное и отчетливое чувство, которое я испытал в тот момент.

Скоро на меня наденут наручники, и я поеду в этот далекий путь, где мне придется столкнуться с чем-то чужим и незнакомым, с тем, с чем я никогда не мог, как я думал, столкнуться в своей жизни. Это было настолько нереально, как полететь на луну, или даже еще нереальней, но это случилось, и теперь мне нужно с этим свыкнуться и жить дальше. В следующий раз я увижу свою девушку только через полгода во время часового свидания в следственном изоляторе, через стекло. А до этого нам запретят даже созвониться. Однако тогда в голове, где-то билась мысль, что все-таки сейчас что-то произойдет и все наладится, встанет на свои места. Ведь все должно образоваться.