Игорь Озеров - КамТугеза

– Представляете, один солнечный луч летит миллионы километров, чтобы попасть на липовый лист и помочь ему вырабатывать кислород, без которого бы на Земле ничего не было. То есть ничего живого: ни нас, ни вот этой травы, ни голубого неба – ничего бы не было. Только камни. А другой луч чуть промахнулся, пролетел мимо и попал на серый асфальт. Вот и получается, что эти миллионы километров по бесконечному пустому космосу он летел зря.

– Ты это сейчас нам говорила? Я что‑то не все понял,– сказал Томас шутливо.

– Вечно вам, мужчинам, надо все разжевать, – Катя перевернула козырек бейсболки назад и, мягко улыбнувшись, пояснила. – Смысл жизни женщины не стать таким лучом, а значит нарожать кучу детей.

– То есть цель женщин может быть только одна: воспроизводство себе подобных? – переспросил Томас.

– А что в этом плохого? – Катя посмотрела на него, как будто слышала то, о чем они говорили до ее прихода. – Это мужчины любят бегать из угла в угол, схватившись за голову и причитать: «Быть или не быть». Что чаще всего означает: «Кого мне выбрать на диване к пиву: Реал Мадрид или Спартак Москва». А для женщины все ясно почти с рождения.

– Ну кому‑то же надо решать эти важные вопросы, – рассмеялся Родион. – А ведь еще надо разобраться, как нам заселить Марс и Луну, сделать эликсир вечной жизни, построить город‑солнце, вернуть полигамные браки. Кто, как не мужчины, могут ответить на эти вызовы?

Катя, по‑прежнему улыбаясь, посмотрела на Родиона долгим взглядом и ответила:

– А мне кажется женщины просто смелее. Мужчины так ценят свою жизнь, так боятся проиграть и прожить ее зря, что постоянно пытаются засунуть в нее хоть какой‑нибудь смысл. А женщина этого не боится. Она знает свое предназначение. Женщина продолжает жить в своих детях и поэтому живет вечно. У нее одна проблема: не ошибиться в выборе.

– Наконец-то мы узнаем эти самые правила женского выбора из первых рук, – воскликнул Томас. – Только у нас вино кончилось. Здесь за углом есть замечательный магазинчик. Я оставлю вас буквально на минуту для пополнения запасов.

Он вышел из двора, свернул к реке, вспоминая, где тот магазин, про который сам говорил. Томас был очень деликатным и стеснительным человеком. Он, конечно, заметил, что между Катей и Родионом что‑то произошло. «Зачем я их познакомил? А что бы изменилось? Если у человека есть сомнения, они когда‑нибудь все равно дадут о себе знать. Ну не сегодня, так завтра. Да еще я сам затеял этот глупый разговор. Может Родион и прав: если ты решил всю жизнь заниматься тем, что никогда не принесет тебе больших денег, то и не стоит заводить семью. Сиди тихо в своем подвальчике. Делай свое дело, а там… Ведь семья ‒ это дети, а дети – это деньги. А денег нет и, скорее всего, не будет. Вот тебе и быть или не быть».

С такими мыслями он дошел до магазина. У входа увидел двух казаков. Томас уже привык встречать в Москве людей, которые непонятно зачем, одевались в казачью форму и вешали на грудь какие‑то значки и медали. На этот раз он обратил внимание на нелепые в такую жару начищенные до блеска высокие кожаные сапоги и заправленные в них черные шаровары с широченными малиновыми лампасами. Томас вспомнил старый фильм «Кин‑дза‑дза» улыбнулся и пошутил:

– Малиновые штаны! Два раза «ку!»

Казаки, скорее всего, не смотрели фильм. Поэтому, не зная как отнестись к словам Томаса, как и всякие неуверенные в себе люди, на всякий случай решили ответить хамством:

– Вали, гнида, отсюда, пока тебя нагайкой по спине не погнали.

Томас заметил в руках одного из них какую‑то плетку и спокойно посоветовал:

– Ты бы парень здесь с этим поосторожнее. Магазин винный – люди нервные.

– Тебя забыл спросить, пьянь волосатая. Сказал, вали отсюда, – казак оттолкнул Томаса и замахнулся нагайкой.

Наверное, этот момент имел в виду Родион, когда говорил, что иногда вся культура исчезает под порывом ветра. В данном случае, вместо ветра была испанская кровь Томаса, которая за какие‑то доли секунды закипела у него в голове и казак, даже не успев понять что случилось, уже лежал без сознания на асфальте у самого входа в магазин. Его приятель не стал искушать судьбу и, отбежав метров двадцать, стал звонить кому то по телефону.

Глава 8

Томас ушел в магазин, а между Катей и Родионом появилось неловкое чувство, когда мысли уже ушли далеко, а слова еще не сказаны.

«Наверное, мои просьбы куда‑то все‑таки дошли… – подумала Катя. – Только вот… Как бы мне не пришлось скучать по своей спокойной жизни».

До этого дня каждое Катино утро начиналось с телефонного звонка мамы. Соседи по комнате в институтском общежитие уже не заводили будильник, зная, что в семь тридцать запоет Селин Дион «Every night in my dreams» с грустью рассказывая, что каждую ночь она видит любимого, который так далеко, что даже непонятно есть ли он вообще. И каждый раз, заверив маму, что у нее все замечательно, что она хорошо кушает и сильно скучает по дому, Катя понимала, что самое страшное, что может произойти, это ее возвращение в родной поселок и работа преподавателем истории в родной школе. Такие мысли взбадривали по утрам лучше любой зарядки и холодного душа.

Жизнь ее матери была для нее примером того, что не надо делать, чтобы в старости не остаться у разбитого корыта. Вместо того, чтобы воспользоваться красотой, которой наградила маму природа, и найти достойного мужчину, она влюбилась в шестнадцать лет в местного мачо: красавца и бабника Сашку Соколова. Свадьбу сыграли, не дождавшись восемнадцатилетия, а спустя пять месяцев родилась Катя. Но через год отца зарубил топором ревнивый сосед, застав его со своей женой. А еще через год мама опять вышла замуж, теперь уже, как она считала, по расчету. У отчима была черная помятая BMW, продуктовая палатка на проходящей через поселок трассе и двое детей от первого брака. Катя запомнила его всегда потным, жадным и пьяным. Родившийся братик был болезненным и вскоре умер. Дядя Петя обвинил в этом маму и в итоге вернулся к своей первой жене. Больше мама замуж не выходила, решив посвятить себя дочке.

Окруженная навязчивой и совершенно бесполезной заботой, Катя терпеливо выслушивала мамины советы, хотя уже к четырнадцати годам была уверена, что разбирается в жизни гораздо лучше мамы. Мама мечтала встретить старость в большом красном кирпичном доме, воспитывая двух внуков. Для этого, планировала она, дочка должна получить хорошее образование, стать учителем в их поселке, выйти замуж за порядочного мужчину, с которым они родят ей двух внуков.

Маленький зеленый дом, в котором они жили сейчас, построил перед самой войной еще Катин прадед. В те далекие времена мимо него за день проезжало две‑три машины и телега, а теперь он оказался в двадцати метрах от федеральной трассы и в стекла трех его маленьких пыльных окошек часто отлетали камни из‑под колес мчавшихся беспрерывным потоком автомобилей. Дед Кати в 70‑х годах обшил почерневший бревенчатый дом тесом, покрасил в ярко‑зеленый цвет и покрыл крышу шифером. С тех пор изменений больше не было. Даже туалетный домик на улице с тех времен не красился. Когда кто‑то в студенческом общежитии, где теперь жила Катя, говорил про плохие условия жизни, она вспоминала этот туалет в самом конце двора, до которого зимой по утрам сама чистила в снегу узкую длинную дорожку.