Андрей Кушаков - Аналитик. Агония власти

– Андрей Артурович, вы меня слышите? – спросил голос напротив.

Андрей положил голову на плечо и уставился в пол.

– Андрей Артурович, вы уже у нас почти полгода, пора начать говорить. Что вы скажете о вашей палате?

Молчание.

– Ну, хорошо, а питание, как вам еда?

Молчание. Перекат головы с одного плеча на другое.

– А медперсонал, с вами хорошо обращается?

– Увести? – спросил грубый мужской голос.

– Уводи, всё равно толку нет, продублирую прежнюю запись в карточке.

Его тело, закутанное в смирительную рубашку, поднялось с кресла и поплыло к двери. Затем для него, открылось его любимое место, это коридор. Место, где много пространства, где снуют туда-сюда непонятные люди, трущиеся о стенку и медленно сползающие на холодный пол. Он не чувствует своих ног, которые плохо слушаются его и медленно шаркают по кафельной плитке. Он видит цифры на дверях, но они ничего ему не «говорят». Надев простынь на голову, с криком: «Я Икар!», мимо пробегает его сосед по палате. Андрей и ещё пятеро пациентов запрокидывают голову и начинают хохотать. Всё заканчивается как обычно, «Икара» ловят санитары и, обхватив колени, сидя на полу, он громко рыдает.

Андрея провожают в палату, снимают с него смирительную рубашку и усаживают на кровать. Теперь он волен делать что хочет. Он сразу же хватает раскраску, карандаши и, расположившись на полу, усердно работает над красивым орлом.

– Мне, мне-е-е-е нуже-е-ен красный кара-а-а-ндаш!

Андрей поднял глаза к верху и увидел Семёна.

– Нет! – отрезал Узлов.

– Да-а-а-й мне-е-е кара-а-а-андаш! – настаивал тот.

– Не-е-е-ет! – ещё громче ответил Андрей.

– Да-а-а-й! – истошно закричал Семён и схватил за руку Андрея. Андрей вывернулся и оттолкнул неспокойного соседа, отправив того на пол.

– Да-а-а-ай! – продолжал вопить сосед.

– Что тут происходит? – спросила вбежавшая медсестра. – Сёма, ты что верещишь?

– Кара-а-а-андаш!

– Андрей, дай ему карандаш?

– Не-е-е-ет!

– Кра-а-а-асный!

– Андрюша, ты всё равно им не пользуешься, орёл красным не бывает!

Узлов оторвался от рисунка и удивлённо взглянул на медсестру.

– Тебе не нужен красный карандаш!

Андрей обиженно закатал губу и, отвернувшись, протянул красный карандаш.

– Вот молодец! – похвалила она его. – Сёма вставай с пола.

Андрей искренне любил этого орла. Он не знал, когда это началось, он не помнил, откуда появилась у него эта раскраска, все его мысли, были направлены на этого орла. Скоро придут нехорошие санитары, заберут у него орла и, уложив его на кровать, сделают ему «волшебный» укол, после которого он провалится в другую «страну». Страну, где царит покой.

Он открыл глаза и посмотрел на больничный потолок.

– Все подъём, просыпаемся, открываем глазки, не спешим, Толик, я сказала, не спешим, встаём, аккуратно!

Он опустил ноги на пол и почувствовал лёгкое головокружение. Так было всегда, после посещения другой «страны».

– Как меня зовут? – спросила медсестра.

– Жано-о-о-очка-а-а, – протянули все хором.

– Умнички! – сказала она улыбнувшись. – Надеваем тапочки, и идём умываться.

Выстроившись друг за другом, шаркая по полу, они все идут в ванную.

– Не толкаемся, не толкаемся, берём только свои принадлежности! Серёжа, придурок, сколько раз говорить, твоя кабинка, с изображением бобра, а не утки!

– Утка-а-аа! – сказал Серёжа.

– Да нет же блин, бобер, вот он, – сказал санитар, стуча по дверце кабинки с изображением маленького бобра. – С длинными зубами, как у тебя! Эй, психи, смотрите! – он, как обычно подставляет два указательных пальца ко рту и изображает бобра, отчего все начинает хохотать, размазывая зубную пасту по лицу.

– Гена! – взрывается входящая Жана. – Каждый день одно и то же, ну сколько можно?!

– Я же не виноват, что им весело каждый день, как в первый раз! – расхохотался тот. – Всем, кроме него, – он показал пальцем на Андрея, продолжавшего чистит зубы.

– Он, просто серьёзный человек, правда, Андрюша?

Андрей со щёткой во рту посмотрел на медсестру и отчаянно закивал головой.

– Щас он такой же псих, как и все, правда, Андрюша?

Андрей выплюнул воду в раковину и громко протянул: «да».

– Ну, хватит, дурачиться! – объявила она всем. – Гена, заканчивай здесь и веди их на завтрак.

– Так хохмачи, умылись, чтобы было чистое лицо и строиться!

Пациент Степан сразу же хватал мочалку и начинал ей, драить лицо.

– Да твою мать, опять стал фейс скаблить! – подлетел к нему санитар. Степан стоял с красным лицом, на котором кое-где проступили уже маленькие пятна крови.

– Марш на завтрак, стадо!

Ему нравилась пухленькая маленькая Жана, а Гена нет. Гена, всегда кричал, Гена всегда заставлял их смеяться друг над другом, а иногда, Гена давал кому-нибудь подзатыльника или пинка. Если кто-то начинал истошно орать, он сразу же говорил, что заберет любимый предмет. У каждого пациента был любимый предмет, вещь, тотем, талисман, остаток, доля человечности, его особая кармическая связь с каким-то миром, потеряв который, они могли лишиться всего. И все закрывались, все боялись «потерять» себя. Андрей боялся тоже. Боялся, что у него больше не будет его орла. Его любимого орла. Раскраску, в которой «жил» орёл он не отдаст никому.

Десятки ложек стукали о пластиковые тарелки, подчищая за собой остатки каши. Потом был компот. Вкусный компот, из фруктов, в которых Андрей находил иногда забавных червячков. Он медленно отлавливал их руками и складывал к себе в карман. Он повернул голову на громкий звук. В очередной раз кто-то из пациентов пытался расколоть железным стаканом абрикосовую косточку. Заканчивался этот процесс одинаково, косточка тут же изымалась, так же как и кружка. Булочку Андрей никогда не доедал, он кормил ею птиц на прогулке.

Каждый раз, выходя на прогулку, он подставлял своё лицо на солнце или под струю ветра. Он словно впитывал в себя всю энергию природу, которой ему не хватало в закрытом помещении. Присев у забора, он искрошил булочку, достал червячков и, отбежав на несколько метров, принялся наблюдать, как любопытные птички, всё ближе и ближе, подбирались к его угощению.

– Птички, – сказал подошедший Женя.

– Не-е-е-т, – грозно сказал Андрей.

Женя упал на землю и пополз в сторону птичек. Андрей нахмурившись, схватил того за штаны и потянул на себя.

– Птички! – заорал Женя, царапая землю пальцами.

Через пару минут, оба сидели на крыльце в смирительных рубашках, наблюдая за остальными на прогулке.