Ант Скаландис - Точка сингулярности [= Миссия причастных]

Жуков исполнил строчку, картавя по-английски на букве «р».

— Остальные тоже уверены, что самые главные они. Особенно французы, например, или саудовские арабы. Но суть не в этом: Россия в ближайшие годы действительно ничего в мировой политике определять не будет. Наш провал в Москве был, в общем-то, относительно случаен, но восстанавливать столь могучую структуру, как раньше, теперь уже никакого смысла нет. Низовая агентура жива — и ладно. А для влияния на верхний эшелон власти решили использовать МВФ.

— Кого? — не поверил я.

— Международный валютный фонд. Мишель Камдессю, Стэнли Фишер… Впрочем, у главных персон там совсем другие фамилии. Да ты русские программы вообще хоть иногда смотришь?

— Иногда смотрю. Но почему мне никто из вас об этом не рассказывал?

— Ну, брат! Я думал у тебя все-таки аналитический ум, а ты, оказывается, только романы лепить умеешь из наших секретных материалов. «Икс файлз», понимаешь… И обижаешься, что мы новостей не докладываем! Может, тебе ещё текущие пароли сообщать, адреса явок, имена ключевых агентов? Сам же мечтал уйти от дел.

Жуков помолчал, а потом серьезно посоветовал:

— Телевизор надо смотреть внимательно. Ты только вслушайся, что они там говорят! Ты обрати внимание, какие щедрые транши отрезаются голодным россиянам, не транши, а просто аристократические траншики, которые забыли маслом помазать, а в тостер их класть нельзя, потому что они там сразу в трубочку свернутся, как бумажный листик.

Хотя французский и был у Кедра пятым языком, но слово tranche, означающее буквально «ломоть», он обыграл очень изящно.

— Представь, — продолжал Женька, — ты покупаешь машину и просишь у друга денег взаймы, а тот — широкой души человек! — субсидирует тебя десятидолларовой бумажкой. Понятно, что после этого машину ты уже не покупаешь, а просто берешь бутылку водки и легкий закусон. Российское правительство поступает примерно также. Экономике от траншей МВФ ни тепло, ни холодно, зато всем, кто оказался около кормушки, есть на что погулять. Полная аналогия с приятелем и машиной, вот только МВФ — это приятель непьющий. От водки они решительно отказываются, вместо этого просят о некоторых небольших услугах. Ну а наши православно-коммунистические братья по разуму и рады стараться, потому что уже веселые все. Вот, примерно так мы и влияем на процесс.

Я хотел ему сказать, что он опять шутит, но передумал, решив обмозговать всю эту странную информацию на досуге. Кедр меж тем рассказывал дальше:

— Жаль, если ты не слышал, когда, выступая в телевизоре, хитрый друг Гайдара и Чубайса великий эконом Джеффри Сакс косил под дурачка. Он убедительно и ядовито критиковал экономическую политику МВФ в России — все каналы это показывали. Ушлый Джеффри не мог не знать, что ничего экономического в этой политике вообще не было. А с другой стороны, трудно с ним не согласиться. Финансисты уже крупно напортачили. Наверно, мы все-таки оставили в этой структуре не лучших своих спецов, вот все и пошло наперекосяк. А теперь, брат, поздно боржоми пить… Впрочем, если всерьез, печень ещё не отвалилась, просто коней на переправе не меняют… Ты хоть слышал, что с января Чубайс устраивает деноминацию рубля, то есть убирает три нуля на деньгах. Это полнейшее безумие. Платан им ещё летом сказал, прикинув на компьютере буквально за полчаса: рубль надо ронять к Новому году. Несильно, но ронять, так чтобы к лету девяносто восьмого доллар дошел до десяти тысяч, пусть даже до пятнадцати, главное, чтобы постепенно. Но они там все уперлись рогом, вообразили, что у них сказочный экономический взлет, как в Южной Корее или Мексике. И вот тебе пожалуйста — уже собираются культурно менять деньги и обратно осчастливить народ копейками. Мы с Платаном хотели заняться московскими делами вплотную, но тут начались обломы в Азии, один за другим, мы почти потеряли контроль над Японией и Китаем. Стало действительно не до России. И я уже боюсь думать, чем это может кончиться.

— Мировой войной? Экологической катастрофой? — в ужасе спросил я.

— Беда с вами, фантастами, — вздохнул Кедр, — одна киношная ахинея в голове. Какая, к черту, война! Это кончится скорее всего внутренней катастрофой самой России, выпадением её из мировой экономики, да и из политики тоже. Рассыплется некогда великая Русь на много маленьких княжеств, а экономически благополучные соседи растащат их на зоны влияния. И все будет тихо, мирно, только грустно…

Я сидел в уютном французском кафе в центре Западного Берлина запивал легким белым вином изысканный салат из мидий с карамболем, арабским сладким луком, авокадо и шпинатом, и перспектива распада российской империи на восемьдесят девять (или сколько их там?) удельных княжеств (они же субъекты федерации) очень мало меня расстраивала. Патриотом-державником я с самого детства себя не ощущал, и единственное, что всегда казалось важным, так это благополучие конкретных людей. Название страны при этом — дело десятое. И ещё беспокоило меня мое собственное благополучие. Вот я и спросил:

— А моя-то какая роль во всем этом?

Кедр замолк и минуты две вдумчиво пережевывал пищу. Потом пробормотал:

— Васисуалий Лоханкин и его роль в Русской революции.

— Сам ты Лоханкин! — обиделся я. — Меньше чем на Бендера принципиально не соглашусь.

— Что ж, тогда какой-нибудь Киса Воробьянинов перережет тебе горло.

— Кису я не боюсь, лучше расскажи, кто у нас Корейко.

— А знаешь, — широко улыбнулся Кедр, — как ни глупо все это звучит, но ты задал очень грамотный вопрос. Действительно, наш вожделенный миллион прячет у себя некий злодей.

— И кто же он?

— Терпение, Разгонов! Я подхожу к самому главному. Не стану нагружать тебя экономикой, глубинными причинами и дальними перспективами азиатского кризиса. Поверь, именно там, в Азии, теряя рычаги управления один за другим, мы поняли, что все происходящее очень мало похоже на стихийное бедствие. Базотти и Сиропулос талантливо создавали иллюзию полного контроля над миром. В качестве единственных наших врагов выступали могучие спецслужбы, но их было много — разных, не способных объединиться, безнадежно разобщенных, раздираемых противоречиями даже изнутри. А тут мы ощутили вдруг очень слаженное, очень четкое и невероятно мощное противодействие, исходящее из единого центра.

— И вы сумели понять, где находится этот центр?

— Да, конечно, только поначалу поверить было трудно.

Кедр задумчиво поскреб щеку с пробивающейся щетиной, видно, последний раз он брился в Москве, и замолчал надолго, словно сомневался, говорить мне про самое главное или не стоит.

— И где же? — не выдержал я, наконец.

— В Москве, Ясень, в самом центре Москвы, только не на Лубянке. Видишь ли, ещё при Горбачеве было создано так называемое Четырнадцатое главное управление КГБ, коротко — ЧГУ. Нелепая структура, объединившая несколько отделов, занимавшихся кто чем: научными разработками, контролем за наукой, проблемами НЛО, экстрасенсами и другими феноменами, религиозными сектами, колдунами, магами, оккультистами, тайными обществами, наконец. Малин, высокомерно наблюдая эту возню из своего сверхсекретного Двадцать первого главка никакого значения подобной чепухе не придал. Да и Тополь относился к ЧГУ брезгливо-пренебрежительно. А в девяносто первом, сразу после развала, ходили слухи о расформировании этого главка, о масштабном уничтожении его архивов и даже о не менее масштабном уничтожении самих сотрудников — физически, целыми отделами. Но тогда много всяких слухов ходило, а нам — понимаешь? — было совсем не до них. Короче, когда уже в девяносто пятом мы обнаружили, что ЧГУ выделилось в совершенно отдельную спецслужбу, набранную преимущественно из бывших офицеров ГРУ, то слегка обалдели, конечно, но было уже опять не до того. Из далекой Флориды и Колорадо враг не выглядел серьезным. Да, мы поняли, что в ЧГУ, под руководством генерала Форманова собрались лучшие из лучших, стойкие ленинцы, верные традициям ЧК-ОГПУ-НКВД, готовые на все во имя сохранения сильной власти и железного порядка. Но это больше напоминало клуб ветеранов, ностальгически мечтающих о реставрации коммунизма, чем серьезную контору, способную контролировать ситуацию. И только теперь мы поняли, как сильно недооценили их.