Евгений Горохов - Хроника кровавого века – 2. Перед взрывом

Через два дня в Петербург приехал Борис Моисеенко. Он сообщил, что пришли данные из Женевы – отца Николая Татарова зовут Юрий. Он священник в одной из церквей в Киева.

– Поедешь в Киев, – сказал Савинков Фёдору Назарову, – обойдёшь там все церкви. Найдёшь священника Юрия Татарова

– Скорее всего его зовут отец Георгий, – предположил Назаров. Он рассмеялся: – Церквей в Киеве много, но разыскать там священника плёвое дело.

Однако в Киеве Фёдору Назарову потребовалось десять дней, чтобы установить адрес священника отца Георгия Татарова. После чего Фёдор отправился на железнодорожный вокзал и взял билет до Петербурга на 21 марта. Он решил убить Николая Татарова именно в этот день. Назаров уже точно знал, что тот живёт в квартире родителей.

В десять часов утра Назаров подошёл к дому, где жили Татаровы, и вошёл в подъезд.

– Куда идёте господин? – спросил его швейцар.

Отец Георгий Татаров жил в пятой квартире, потому Фёдор сказал:

– В шестую квартиру.

– А, к протоирею Гусеву, – кивнул швейцар.

– Да, к нему, – кивнул Фёдор и стал подниматься по лестнице. Назаров оглянулся и увидел, что швейцар вышел на улицу.

Подойдя к двери, Фёдор позвонил. Дверь открыла седая женщина лет пятидесяти.

– Вам кого сударь? – спросила она.

– Можно увидеть Николая Юрьевича? – улыбаясь, спросил Назаров.

– Зачем он вам?! – тревожно спросила женщина.

– У меня к нему дело чрезвычайной важности, – всё по прежнему мило улыбаясь, ответил Фёдор. Он осторожно, бочком протиснулся в прихожую: – А вы вероятно матушка Николая?

В прихожую вошёл невысокого роста, длинноволосый, седой мужчина. Это был священник отец Георгий. Впрочем, сейчас он был в косоворотке и домашних туфлях.

– Вам кого сударь? – спросил отец Георгий.

– Мне Николая Юрьевича, – ответил Фёдор Назаров.

– Его видеть нельзя, – ответил священник.

В этот момент в прихожую вышел Николай Татаров. Назаров вытащил из кармана пальто револьвер, но отец Георгий схватил его за руку.

– Что вы делаете сударь?! – заорал священник.

Не ожидавший такой прыти от старого священника, Фёдор Назаров нечаянно нажал на курок и грохнул выстрел, пуля ушла в пол.

– Убивают! – закричала мать Татарова и вцепилась в левую руку Фёдора.

В это время Николай Татаров бросился на помощь отцу и вцепился в правую руку Назарова.

«Вот чёрт, сейчас свалят с ног, тут и повяжет полиция!» – в отчаянии думал Назаров, пытаясь, освободится от повиснувшего на нём семейства Татаровых. Пока отец и сын вырывали револьвер у Фёдора, он ещё два раза выстрелил, и пули опять ушли в пол. Однако эти выстрелы напугали мать Татарова, и она слегка ослабила хватку, этого Фёдору хватило, что бы освободить от неё левую руку. Он ударил кулаком левой руки женщину в лицо, она упала на пол. Фёдор левой рукой вынул из кармана пальто нож, и вонзил его в Николая Татарова. Удар пришёлся точно в сердце и на пол Николай Татаров падал уже мёртвым. Фёдор отшвырнул от себя священника, навёл на него револьвер и сказал:

– Лежи тихо поп, а то пристрелю!

Священник в страхе закрыл руками голову, вероятно Назаров сильно ударил женщину, она, охая, пыталась подняться, но не могла. Фёдор нагнулся к Николаю Татарову, посмотрел на него.

«Кажется, готов!» – подумал Назаров. Из нагрудного кармана пальто он достал записку, в которой большими печатными буквами было написано: «Б.О.П.С-Р». 57 57 БОПС-Р – боевая организация партии социалистов-революционеров. Он сунул записку в карман брюк Татарова, и быстро покинул квартиру священника. Швейцар в подъезде по-прежнему отсутствовал, и Фёдор незамеченным вышел на улицу.

Родители Николая Татарова вызвали полицию, и её агенты нашли записку в брюках покойного. В четыре часа дня в Департамент полиции поступила телеграмма из Киевского охранного отделения полиции, об убийстве Николая Татарова, и что вероятно это дело рук боевиков эсеров. В это время Фёдор Назаров на поезде ехал в Петербург.

Полковник Герасимов находился в кабинете вице-директора Департамента полиции Рачковского на Фонтанке, когда дежурный жандармский офицер принёс телеграмму об убийстве в Киеве Николая Татарова.

– Киевское охранное отделение считает, что это дело рук эсеров-боевиков. У покойного была обнаружена записка с буквами «БОПСР», – докладывал дежурный офицер.

– Это ужасно! – вздохнул Рачковский. Он кивнул офицеру, что тот может быть свободным. Офицер, щёлкнув каблуками, вышел. Рачковский сказал после его ухода: – Николай Татаров был ценнейшим нашим агентом. Каким образом революционеры узнали о нём?

– Некий Бурцев выпускает журнал «Былое», – ответил Герасимов, – он написал статью о провокаторах полиции. Вероятно, каким-то образом эсеры связали факты, указанные в этой статье с Николаем Татаровым.

– Вы читали эту статью?

– Да, – кивнул жандармский полковник, – конкретных данных Бурцев не приводил, но некоторые факты наводят на грустные размышления. Господин Бурцев слишком хорошо осведомлён о некоторых аспектах работы Департамента полиции.

– Эка вы, куда хватили сударь! – покачал головой Рачковский.

– Я лишь хочу одного Пётр Иванович, что бы вы уразумели, враг наш коварен и умён, – вздохнул Герасимов, – а вы, слишком слепо доверяете этому попу-расстриге Гапону.

– Вы ещё слишком молоды Александр Васильевич, – улыбнулся Рачковский. Он откинулся на спинку кресла и продолжил: – И потом, вам до конца не известны все аспекты этого дела. Потому вы и судите так опрометчиво..

Рачковский не мог сказать Герасимову, что с помощью Гапона они с Витте планировали создать крупную рабочую организацию, по тому типу, которые в своё время хотел сделать Сергей Зубатов. На своей конспиративной квартире Рачковский устроил встречу Гапона и Витте. Там Гапон заявил, что находясь в эмиграции, он хорошо изучил революционеров. Многих из них можно склонить к сотрудничеству с российским правительством.

Когда Гапон верил в то, что говорил, он становился необычайно харизматичным. Гапон был проповедником по своей натуре, в момент его проповедей люди, попадая под его обаяние, верили ему. Поверил Гапону и Сергей Юльевич Витте, а видя, что Витте верит ему, и сам Гапон искренне уверовал, что сможет склонить Пинхуса Ротенберга, а через него и других эсеров к сотрудничеству с правительством. Вдохновлённый проповедями Гапона, Витте пообещал Рачковскому выделить сто тысяч рублей из секретного правительственного фонда, для Георгия Гапона. Всего этого Рачковский сказать полковнику Герасимову не мог.

Разговор с Петром Рачковским удручающе подействовал на Герасимова. Из департамента полиции он решил идти пешком. Семья Герасимова по-прежнему жила в Харькове, а сам он в конспиративной квартире, на Итальянской улице, в доходном доме Пентешиной 58 58 Доходный дом Пентешиной на Итальянской улице – в современном Санкт-Петербурге дом № 15 по Итальянской улице. . На противоположной стороне улицы он заметил знакомое лицо.