Михаил Задонский - Посыльный «серой стаи»

– Разве это интриги? Когда мы поближе познакомимся, тогда, может быть, Вы больше заинтересуетесь моей скромной персоной. Но сейчас я не хочу отнимать у Вас драгоценное время – завтра наш святой праздник, и у меня, и у Вас будет много хлопот. Поэтому сразу приступаю к делу. Я пришел к Вам от имени своих боевых друзей, которые, по сути дела, до сих пор не сложили оружия.

“Ну вот, принесло какого-то ненормального, теперь сиди и слушай”, – подумал Сергей, но не стал перебивать Трофимова.

Тот продолжал:

– Нас немного, всего семь человек, вместе с женами – двенадцать, с внуками и правнуками – тридцать три. Немного отвлекусь – заметьте, какие удачные числа. С Вашего позволения я продолжу. По моим расчетам я должен уложиться в пять – семь минут. Так вот, мы все хотели бы устроить праздник – домашнее застолье – в честь Дня Победы. И от Вас, именно от Вас, зависит, когда оно состоится.

– Честно говоря, я не понимаю, как от меня может зависеть Ваш праздник, – перебил собеседника Сергей, – присутствовать я не могу – 9 мая расписано у меня по минутам; выдать какую—либо материальную помощь я без решения Посла Трубецкого я в любом случае не смогу.

– Молодой человек, – дребезжащим от справедливого негодования сказал Трофимов, – Вы меня перебили не дослушав до конца. Нам не нужны, хотя это в нынешних условиях странно звучит, деньги. Все, что нам дают по местным законам, нам хватает. Мы бы хотели, чтобы Вы оформили нас, ветеранов, на получение медали или ордена Георгия Константиновича Жукова, нашего многоуважаемого полководца, и вручили бы их во время нашего застолья. А причитающиеся нам деньги, мы слышали, что наш любимый российский Посол Владимир Васильевич Трубецкой их немного выдает вместе с наградами, просим передать инвалидам войны, список которых я принес с собой.

– Конечно, раз такое дело, я сейчас же оформлю Ваши документы, но награды сможете получить только через месяц, когда их пришлют из Москвы.

– Очень хорошо! Тогда и вручите их 24 июня в очередную годовщину парада Победы. Получится прекрасный двойной праздник, – сказал Игорь Вячеславович, выкладывая на стол паспорта и удостоверения ветеранов войны. Отдельно он положил список, кому, по его задумке, должны были выдать деньги.

Михайлов быстро занес данные в анкеты, но, когда отдавал обратно паспорта, вспомнил, что в глаза ему где-то мельком бросилось неправильное их оформление. Сергей снова взял в руки паспорта и стал внимательно их перелистывать. “Нет, как будто все нормально”, – только подумал он, как увидел, что в паспорте своего собеседника отсутствуют отметки о принятии российского гражданства.

– Извините, Игорь Вячеславович, – обратился Михайлов к старику, – но у Вас нет штампа о гражданстве, поэтому лично вас я оформить не могу, не имею права. Вы же знаете наши порядки!

– Но я принимал гражданство, – взволнованным, но вместе с тем твердым голосом возразил Трофимов, – проверьте, пожалуйста, по своему компьютеру. Если не сегодня, то после праздника. При необходимости сделайте запрос в компетентные организации, и пусть они проверят меня по всем видам учета. Уверяю Вас, что это недоразумение сразу же уладится.

Сергей заверил, что во всех вопросах Трофимова разберется, еще раз проверил правильность написания адреса. На том и распрощались.

Три недели назад Матвею Борисовичу Суздальскому исполнилось восемьдесят пять лет. Дата, вроде бы, и не круглая, но каждый год, отодвинувший приход Вечности, приравнивается к юбилею.

Однако во всем мире не было ни души, которая могла бы даже отдаленно или приблизительно вспомнить о юбиляре. Все, кого мало-мальски можно было назвать друзьями или знакомыми, отошли в мир иной, а родственников не было и нет. За всю свою нелегкую жизнь Матвей Борисович так и не удосужился завести семью и обзавестись детишками. Но это его не угнетало – за эти долгие годы он привык к одиночеству. Время от времени он приводил в дом женщин и у него были планы на дальнейшую с ними совместную жизнь, но все они куда-то бесследно исчезали – сказывалась работа. А когда прошли годы и Суздальский сам стал на вершине построенной им самим пирамиды власти, брак и семья стали уже не нужны.

То, что практически полвека жизни за Суздальского кто-то принимал решения, как и с кем ему жить, старика особо не волновало. Зато вот уже скоро будет двадцать лет, как он один стоит у штурвала одного из громадного политического, экономического и уголовного корабля, о котором практически никто никогда не слышал, но действия которого на своей шкуре ощутил почти каждый гражданин бывшего СССР и который и сегодня продолжает оказывать влияние на почти все внутрироссийские события.

Вернее сказать, до сих пор не слышал. Во всяком случае, так думал Матвей Борисович. Но как раз в день рождения он получил поздравительную телеграмму из одной бывшей союзной республики: «Дружок! Поздравляю тебя с восьмидесятипятилетием. Очень рад, что ты дожил до этого времени. Скоро увидимся. Я надеюсь, что в этот раз ты мне расскажешь все. Курт.»

Эта телеграмма насторожила юбиляра. Во-первых, никто не знал и не должен был знать о его личном празднике. В его теперешнем паспорте стоит другая дата рождения, как, впрочем, и имя и фамилия – так нужно было для дела. Истинная дата была указана только в двух документах: личном деле командира Рабоче-Крестьянской Красной армии, погибшего в финскую кампанию сорокового года, и оперативном деле офицера зондеркоманды батальона специального назначения абвера «Нахтигаль». Оба эти документа Матвей Борисович не скупясь на взятки, подкупы и подарки сумел заполучить себе и теперь хранил в надежном сейфе одного из крупных столичных банка.

Во-вторых, настораживал тон последнего предложения. Суздальский был высокообразованным человеком – кроме военного училища он имел за плечами Оксфорд и МГУ – и понимал, что богатство русского языка позволяет построить предложение с одним и тем же набором слов, но с совершенно противоположным смыслом. И посылавший поздравительную телеграмму человек знал об этом. Поставь он слово «все» на другое место, и предложение имело бы другое смысловой оттенок. А в данном случае от него исходила какая-то непонятная, а по тому опасная Суздальскому угроза.

В-третьих, пославший поздравления знал нынешние фамилию, имя и отчество Матвея Борисовича и адрес, где он проживает. Фамилию он сменил еще в 1942 году в школе немецкой военной разведки «Абверштелле-102» и ее знали только два человека: непосредственный руководитель капитан Литке и начальник школы подполковник Борст.

Ничего также не говорила и подпись на телеграмме. Суздальский знал много людей по имени Курт, но они были столь малозначительны, что он сейчас не мог себе даже представить, при каких условиях они встречались, и как они выглядят.