Патрик Андерсон - Любовница президента

Работу сейчас! Работу сейчас! Работу сейчас!

Требование множества мужчин и женщин, запрудивших Лафайет-сквер, неслось через Пенсильвания-авеню к окну на верхнем этаже Белого дома, у которого в одиночестве стоял президент Соединенных Штатов.

«Сейчас… Подавай им все непременно сейчас. Работу сейчас. Мир сейчас. Свободу сейчас. Сколько уж лет раздаются эти требования! Людям не понять, что со временем правительство США может сделать почти все, но почти ничего сейчас. Сейчас я не могу даже перейти улицу», – со злостью подумал Чарлз Уитмор.

Вздохнув, он надел очки, на публике он никогда не появлялся в них, потому что кичился своей грубоватой внешностью, и стал вглядываться в толпу, стремясь разглядеть лица, уловить ее настроение, увериться, что поступил правильно, разрешив демонстрацию на Лафайет-сквер. Секретная служба советовала остановить демонстрантов в нескольких кварталах от Белого дома, где-нибудь возле Молла, но Уитмор доверился своему политическому чутью, открыл им площадь и сделал несколько дружелюбных заявлений, надеясь таким образом предотвратить возможные беспорядки. Но поведение толпы предугадать невозможно. В прошлом Уитмор не раз воспламенял толпу и знал, что эмоции ее взрывчаты и непредсказуемы, как у женщины.

Как у женщины. Он повторил это про себя и невесело рассмеялся собственной шутке. В этот прекрасный апрельский день его волновали две проблемы, и люди на Лафайет-сквер, требующие работы, были не главной. К наступлению темноты они разойдутся по домам, может, спокойно, может, и нет, но, в любом случае, их скоро не будет. Другую проблему создавала женщина, и эта проблема, опасался Уитмор, так легко не решится. Вздохнув снова, он снял очки и отвернулся от окна.

На столе у Эда Мерфи раздался звонок – мимо его кабинета прошел президент. Мерфи оборвал телефонный разговор, выбежал и нагнал Уитмора у входа в Овальный кабинет.

– Эд, зайди, – пригласил Уитмор.

Оба сели на свои обычные места: Уитмор – за большой, аляповатый стол, подарок королевы Виктории Рутерфорду Б. Хейсу, а Эд Мерфи – в простое черное кресло, придвинутое к столу сбоку.

Овальный кабинет редко выглядел более величественно. Едва Уитмор вступил в должность, его супруга, обладавшая на редкость хорошим вкусом, взяла отделку кабинета в свои руки. Теперь яркий отраженный свет лился с белого потолка на светло-желтый ковер и яркую мебель золотистого, зеленого и оранжево-розового цветов. Пиловский портрет Вашингтона по-прежнему висел над камином, но Клэр Уитмор заменила оставшуюся от прежнего владельца вульгарную золотистую драпировку на изысканную зеленую. Кроме того, она поставила там комод в стиле Хэпплуайта, ломберный столик, изготовленный в Сейлеме, штат Массачусетс, примерно в 1810 году, и столь же старомодные изящные напольные часы. Реставрационная деятельность миссис Уитмор снискала одобрение всевозможных исторических обществ, но владелец кабинета остался к ней равнодушен. Уступив настоянию жены добавить к обстановке личные штрихи, он распорядился установить в кабинете бюсты Франклина Рузвельта, Гарри Трумэна и Джона Кеннеди. Но, по правде говоря, Чарлз Уитмор с не меньшей охотой мог бы работать и на чердаке Белого дома. Обстановки он не замечал. Он видел только людей и проблемы.

– Как дела на той стороне улицы? – спросил он.

– Могло быть и хуже, – ответил Мерфи. В его устах это было приятное сообщение. – Речи были неплохими. Вам ставят в заслугу законопроект о рабочих местах.

– Что там за публика?

– Разношерстная. Больше всего рабочих. Процентов двадцать негры. Кое-кто с женами и детьми, с едой в пакетах. И, как всегда, не без доброхотов и психопатов.

– Беспорядки будут?

– Не исключено. В толпе есть какая-то подспудная агрессивность. Слухи. Ропот. Поговаривают, что вы бросите на разгон войска.

Уитмор несколько растерялся.

– Черт возьми, Эд, я сделал все, разве что не пригласил их к обеду. Чего им еще надо? – Он выпрямился в кресле и стукнул кулаком по столу. – Черт, пойти бы туда. Поговорить с ними.

– Об этом не может быть и речи, – сказал Мерфи. – Там полно психопатов, а достаточно будет и одного.

Уитмор в досаде ударил кулаком по ладони. Их многочисленные споры на эту тему всегда кончались таким образом. В Америке полно психопатов, и ни один президент не может появляться там, где вздумается.

Оба помолчали. Умение молчать было единственным ключом Эда Мерфи к успеху. Все остальные старались убедить президента в том или другом, а Мерфи выжидал, пока президент сам обратится к нему.

– Знаешь, у меня есть еще одна проблема, – сказал наконец Уитмор.

Мерфи чуть нахмурился.

– Донна?

– Да.

– Вам нужно встретиться?

– Она так считает.

– А как считаете вы?

– Боюсь, это будет очень трудно. Перед окнами демонстрация, а тут еще Клэр заявила, что отказывается ехать на выступление.

– Повидайте Донну завтра или послезавтра.

– Она говорит, что дожидаться не станет. – Уитмор поднялся и стал расхаживать по кабинету, гибкий и яростный, словно тигр, только что загнанный в клетку. – Знаешь, кто я такой? – требовательно спросил он. – Я заключенный в этом проклятом доме.

– Сами хотели этого.

– Хотел, как же. Я что, уже не человек? Разве у меня нет никаких прав?

Эд Мерфи не ответил. Ответ знали они оба. Уитмор был уже не человек. В глазах как врагов, так и друзей, он был богом. Он мог бы уничтожить земной шар или послать исследователей на другие планеты. Но определенно не мог – в отличие от богов древней мифологии, располагавших в подобных делах большей свободой, – встретиться с молодой женщиной, не связанной с ним узами брака.

Уитмор перестал ходить и прислонился к столу.

– Я подумывал жениться на ней. Не говорил я тебе?

Эд Мерфи, не отвечая, смотрел на своего босса.

– Иной раз думаю – к чертовой матери! Эта должность еще не все. Может быть, лучше провести здесь четыре года, а не восемь. Уйти непобежденным. К концу одного срока мне будет всего шестьдесят шесть. Купить бы где-нибудь ферму. У нас с Донной мог бы родиться ребенок. И я зажил бы в свое удовольствие.

– Вы были бы несчастны, – сказал Эд Мерфи. – Впряглись бы в работу на своей ферме, этот кабинет занял бы какой-нибудь идиот, и через месяц вы стали бы никем и ничем.

– Хорошо, хорошо, был бы несчастен, – согласился Уитмор. – Но есть другой вариант. Я мог бы жениться на ней и быть избранным на второй срок.

– И коровы могли бы летать, – сказал Эд Мерфи.

– Это возможно, – настаивал Уитмор.

– Нет, – упрямо возразил Мерфи. – Либо Донна, либо эта должность.