Игорь Сотников - Палиндром. Книга вторая

И хорошо, что всё это длилось совсем недолго, а до того момента, как только Шиллинг в очередной раз не убедился насколько близоруко зрения у того страха, у которого глаза велики – он проявил отличное видение тех грозных, все в коже и шрамах людей, за тонированными окнами автомобиля и в тоже не увидел ту причину, по которой этот автомобиль так медленно двигался – дорожную пробку. А как только там, впереди, вроде как рассосалось, то этот внедорожник взревел и, обдав застоявшимся в выхлопной трубе дымом, сзади едущую малолитражку, да так, что она от зависти почернела, унёсся куда дальше прочь, пугать собой других впечатлительных людей.

Ну а как только он исчез из поля зрения Шиллинга, то он вновь обрёл уверенность и даже позволил себе в свой адрес язвительную самокритику. – Параноик вы, господин вице-президент. – Но у Шиллинга всегда есть что ответить в адрес любого рода критикам, и он подмечает за своим оппонентом не должную подготовленность для разговора с ним. – Если бы вы знали то, что знаю я, то не так бы говорили. – Сказал Шиллинг, с видом человека знающего такие страшные секреты, что за одно только его знание, людей лишают их умственной составляющей. Но критики, а особенно критики системы, до того безбашенный и непонимающий по хорошему народ, что ему никогда с первого слова не ясно, что ему в его пока что здравой памяти говорят. И они так и лезут на рожон, напрашиваясь на превентивные меры воздействия на их жалкий в своём умственном развитии мозг. А я, говорит этот системный критик, знаю все эти твои, так тщательно от всех скрываемые тайны. А если ты не веришь, то хочешь, я по приходу в конгресс всем расскажу, кем ты себя на своём пустом месте возомнил?

От такой наглости этого и не пойми кто такого, Шиллинг, споткнувшись на ровном месте, чуть не подавился воздухом, которым он поперхнулся спотыкаясь. Что только для него обидная оплошность, чего не скажешь про зловредного критика его системы, который похохатываясь, ещё язвит. – А вот настоящего президента на такой мякине не сбить с мысли, а что уж говорить о том, чтобы сбить его с намеченного пути. – И как бы Шиллингу не хотелось соглашаться с этим самокритиком, он вынужден с ним в этом согласиться. – Да, я ещё слишком экспрессивен. Но дай время, и я стану, как скала, твёрд в своих убеждениях. – Но критику этого мало и он продолжает подначивать Шиллинга.

– А не боишься опоздать? – с нескрываемой издёвкой спрашивает Шиллинга критик.

– Куда опоздать? – ничего не понимая, спрашивает Шиллинг.

– Да пока ты тут идёшь, там, ну ты знаешь где, у кого-то в головах уже передумалось вкладывать своё будущее в твои руки. – Критик принялся холодить сердце и расшатывать нервы Шиллинга. – «По моему мнению, слишком мягкотел этот Шиллинг», – сам знаешь, кто скажет это. – Проговорил критик. Но эта недоговорённость, совершенно не устраивает Шиллинга, и он нервно требует от критика назвать имя этого гада. – Имя?!

– Да ты ведь и сам знаешь. – Удивляется в ответ наивности Шиллинга критик. И Шиллинг вынужден согласиться с самокритиком, ведь он является тем лицом, кто ему поставляет информацию о своём окружению. И критик всего лишь сгущает тёмные краски и подготавливает итоговый отчёт.

Пока же Шиллинг перебирает в уме лица из своего окружения, кто столь не светел в мыслях на его счёт, критик время от времени подбрасывает в топку огня его нервности дровишек. – «А вот по моему мнению, эта его мягкотелость как раз есть плюс для нас, крепких и основательно мыслящих людей», – контраргументирует тот, кого ты опять же знаешь. И, конечно, Шиллинг знает, кто это может сказать. Вот только ему совсем непонятно, как реагировать на эту высказанность основательно мыслящего господина. Злиться на него или …Проявить себя дальновидным политиком, и оставить его при своём мнении. – А это для меня даже плюс. – Шиллинг потеплел от такой своей дальновидности и вернулся в реальность, от которой он слегка отстранился, уйдя в свои размышления.

Ну а реальность нынче такова, что она не замечает за людьми таких от себя отступлений, – она полностью поглотилась информационным фоном, из которого и состоит сегодняшняя реальность. Ну а человек в свою очередь, сам того не заметив, приобрёл для себя новые качества, позволяющие ему, не дожидаясь команд из центра принятия решений, головы, действовать по своему усмотрению, при этом так умело и здраво, что его инструментарий нисколько не тревожа встречный людской поток, ловко маневрирует в нём, пока сам он занимается там, у себя в голове, чёрт те знает чем – мыслится ему видите ли.

Правда Шиллинг в этой части настоящего, среди среднестатистической обыденности ещё новичок, и поэтому ему как новичку, нужно проявлять большую осмотрительность, нежели бывалому прохожему – ведь любая реальность сразу чувствует в себе инородное тело, и тут же пытается стереть между собой и им острые углы и границы, для чего к нему и посылаются характеризующую её, самые крайне радикальные элементы.

И только Шиллинг, так сказать, засмотрелся на броскую витрину какого-то супермодного магазина, – а там, в оправдание Шиллинга надо сказать, действительно было на что посмотреть человеку подумывающему о холостой жизни, – там, в глубине, прохаживались манекенщицы и не давали глаз от них отвести зазевавшимся прохожим, – как ему в один толчок в плечо напомнили о том, что настоящее не любит застой в мыслях и в ногах. И если ты вернулся в реальность, то будь осмотрительным – и это касается не только манекенщиц, но и самого себя.

И Шиллинг как оказывает способный ученик, и только его так больно тронули за плечо, как он уже нашёлся, что этому гаду и сволочи ответить, если он ещё и в последний раз своей никчёмной жизни встанет на его пути. И судя по тому, что этот попутавший рамсы тип (откуда, что берётся у людей и у Шиллинга в данной частности), постарался поскорее ретироваться, а люди стоящие вокруг Шиллинга, сочли за нужное поскорее поспешить, то Шиллинг готов выжить в этих каменных джунглях. Что он подтвердил на отлично сдав выпускной экзамен, когда к нему подкатил на тележке, так он и знал, попрошайка, и, дыхнув на него перегаром, изожжённым солнцем и бездельем лицом попросил вспоможения.

– Прошу не Христа ради, а я как честный человек, прошу по велению своей грешной души, склонной грешить и так плевать в душу и на новый костюм тем, кто не прислушается к моим просьбам, что им всегда дороже выходит, чем пойти мне навстречу. – Сказав эту свою заготовленную скороговорку, попрошайка угрожающе набрал в рот всего чего он смог там внутри себя втянуть, и стал выжидающе ждать ответа от Шиллинга, которому уж точно не уклониться от того напалма, который заготовил для него попрошайка, вздумай он сейчас броситься наутёк. И Шиллингу, если он хочет себя показать человеком принципиальным, не приемлющим языка ультиматумов, то есть обладающим всеми теми качествами свойственным всем президентам, а значит остаться при своих, нужно как следует постараться, чтобы остаться при своих, и не только деньгах, но и при чистом костюме.