О. Воля - Американское сало

Когда рабочие уже полностью восстановили прорабскую и бытовой комбинат, они с Сипитым на радостях напились.

Ну и как тут не напиться!

За окном прорабской ласкал слух рокот работавшего в котловане экскаватора. И ритмичные бух-бух забивавшего сваи дизель-молота тоже синхронно совпадали с радостным биением сердец.

– Только бы уже эту стройку у нас не разграбили! – Сипитый, суеверно крестясь, наливал по полной. – Я уж боюсь загадывать, но ведь, считай, по новой начинаем.

– Жалко, Галочку Маховецкую схоронили мы с тобой, такая дивчина была, – пригубливая виски, сказал Дружинин, – надо будет здесь что-то типа памятника ей поставить или один из корпусов в ее честь назвать.

– Ты добрый, – выпив и поморщившись, сказал Сипитый, – ты не настоящий капиталист, ты романтик.

– Сам ты романтик, – обиделся Дружинин, – это ты про Галю разговор затеял.

– Слушай, а как там Васька-то твой? – переменил тему Сипитый. – Как он, поправляется? Чи ни?

– Представь, поправляется, – с хитрой улыбкой ответил Дружинин, – приезжаю к нему в больницу, а он почти висит на какой-то весьма симпатичной медсестричке, и главное – денег у меня больше не просит и про эту, про Анжелку, не вспоминает.

– Ну, насчет медсестрички, то я госпиталь в Кабуле и в Душанбе вспоминаю, как ты там всех медсестричек перелапал, – заржал Сипитый.

– Я? – изумился Дружинин. – Я же в Катьку был влюблен. И вообще, Афган – это наша счастливая непутевая юность.

И обнявшись, друзья затянули.

– Дембель будет, друг, и у нас с тобой – домой, домой, домой, домой понесет нас самолет…

Они пели, а за окном рабочие возводили новый этаж нового санаторного комплекса, который потом назовут «Процедурный корпус «Галина».

– Васька, поедем в Москву! Дядя Лева и тетя Валя по тебе соскучились, у них на Истре на даче отдохнем! – подмигнув, сказал Дружинин сыну.

Они сидели в холле административного отделения больницы и ждали, когда лечащий врач вынесет им документы на выписку. Рядом с Васей, несмотря на узость диванчика, примостилась худенькая и очень миленькая девушка в голубом больничном халатике. Старший Дружинин уже знал, что это Галя и что она медицинская сестра с того корпуса, где лежал его сын, и что между Васей и Галей возникло что-то такое, что явно больше обычной симпатии. Вася ни на минуту не выпускал Галиной руки из своей и все время, поминутно, заглядывал ей в лицо, а она, стесняясь старшего Дружинина, прятала глаза под длинными своими ресницами и, как казалось Евгению Васильевичу, заливалась краской смущения.

«Вот уж, воистину совершенно вытравленная из современной молодежи способность, вытравленная и современным телевидением, и порноиндустрией, и рекламой, и попсой, на которую сам же Вася еще недавно работал», – вздохнув, подумал Евгений Васильевич.

– Нет, мы с Галей собрались, как я выпишусь, на Полтавщину к ее родителям в гости, свататься, – сказал Вася и, заглянув девушке в лицо, погладил ей руку.

Галя, скромно улыбаясь, не нашла в себе сил что-либо сказать. Ей явно хотелось убежать куда-нибудь, чтобы только не сидеть здесь напротив будущего свекра, так ей было неловко.

– Галя? – в раздумье тихо пропел Дружинин. – Хорошее имя Галя. У меня недавно помощница, секретарь моя была, тоже Галей звали.

– И что с ней? – нашла в себе силы, преодолев смущение, поддержала-таки родственно-светский разговор девушка.

– Ничего, – ответил Дружинин, – она ушла. А ты зато пришла, и это хорошо.

Врач наконец-то вынес папочку с документами и, протянув ее бывшему больному, с явным неодобрением поглядел на медсестру.

– Ничего-ничего, – сказал Вася, когда врач удалился, – мы с Галей завтра уже подаем заявление, и я ее отсюда, из больницы, забираю.

– Ну и молодец, – обнимая обоих, и сына, и его подругу, подытожил Дружинин и, весело поглядев на медсестричку, спросил: – Свадьбу-то в Киеве или на Полтаве делать будем?

– В Полтаве, – ответила девушка и еще больше залилась румянцем.

Вася так и не выпускал ее руки из своей. Так и не выпускал.

– Ладно, собирайтесь пока, я на улице подожду.

Дружинин вышел, а ветер бросил ему под ноги обрывок старой газеты с большой рекламой на последней полосе:

АМЕРИКАНСКОЕ САЛО «ЛЯРД» – ЛУЧШАЯ ЗАКУСКА К СВАДЕБНОМУ СТОЛУ!

– Нет уж. У нас на свадьбе будет настоящее, украинское!

Торжественное вручение наград, как всегда, происходило в Георгиевском зале Кремля. Алла Лисовская, как журналистка, теперь принадлежавшая к так называемому «кремлевскому пулу», тоже была среди аккредитованных коллег. С боковых кресел, отведенных пишущей и телевещающей братии, был хорошо виден и подиум с трибуной, возле которого президент жал руки и вручал бардовые бархатные коробочки поочередно вызываемым из зала новым орденоносцам страны, а также и ряды кресел, на которых чинно расселись нарядные герои и героини дня.

На груди у Аллы вместо ордена висел бейджик с ее цветной фотографией, именем и фамилией, ниже которых было написано название газеты, от которой аккредитовалась Алла, и еще ниже было написано, что обладателю бейджика «разрешены к проносу в Кремль диктофон и ноутбук». Разрешенный к проносу ноутбук лежал теперь на Аллочкиных коленях, и она ловко щелкала пальчиками по клавиатуре.

– Вон, погляди, там слева Кобзона еще сними и Олега Табакова рядом видишь? Тоже сними, – подсказывала Алла их газетному фотографу Володе Зуеву, что молча щурился, рыская по лицам приглашенных длинным широкоугольным телеобъективом.

– Президента побольше наснимай, – не отрывая глаз от клавиатуры, не унималась и продолжала руководить Аллочка.

– Не бойсь, я его много нащелкал, – все еще щурясь в видоискатель, отвечал Володя.

Камера попискивала серво-моторчиками, и Алла очетливо слышала, как резко щелкали в ней механизмы шторочного затвора. Щелк, щелк, щелк… Это Володя делал серию выстрелов-снимков, как на спортивном репортаже, когда снимают бросок вратаря Малафеева или прыжок легкоатлетки Исимбаевой.