О. Воля - Американское сало

– Твой Ищенко – американская подстилка! – шикнул хлопец.

«Ничего у него с ней не выйдет, – подумал Николай. – Нашел, что девушке говорить».

– Твой Янушевич тоже! – огрызнулась она.

Чем кончится этот детский спор, Николай уже не мог услышать, но обида за Янушевича, лишь на час спрятавшаяся куда-то на дно души, опять всплыла.

Николай непроизвольно сжал кулаки.

– Не волнуйся ты так каждый раз, – Алла потерлась щекой о его плечо. Он и не заметил, как она подошла. – Ну проиграете, чему быть, того не миновать.

«Нашла, чем утешить мужчину».

– Мы не проиграем, не можем проиграть. Я не знаю, что там говорят твои социологи москальские. Я с людьми общаюсь. Посмотри, что произошло за эти годы! Кризис за кризисом, цены растут на все буквально, а «оранжевые» только грязью друг друга поливают… Назови мне хоть одну сферу, где бы Ищенко не обос… – он остановил себя на полуслове. – Да, если бы не эти американцы в штабе, мы бы…

Не хватало ни воздуха, ни слов. Все так. Действительно: «Твой Янушевич тоже». Тоже суетится перед американцами, тоже послушно выполняет их нелепые команды.

– Понимаешь, – Николай начал убеждать скорее себя, чем ее, – все, что происходит в штабе, – это какой-то абсурд. Я же не первый год знаю Виктора Федоровича. Это же настоящий мужик! Как он с людьми говорит?! А как он анекдоты рассказывает?! Ну, а эти пендосы насуют ему каких-то бумажек перед встречей да еще приговаривают: «Постораэйтэсь нэ сбивайтца! Всэйгда помынэтеэ, что мы с вамий училый. Дэржитэ рукий вверх ладньямий!» И накачивают, гады, до самого выступления, и он выходит, как кирпич, перед народом. Зазубрит текст этот американский, пустую брехню, ла-ла-ла. И мычит. Я смотрю и плачу, это же другой человек! Он даже потеет весь. Старается вспомнить все, чему они его учили, как руки держать, как ноги, как лицом играть. Да какой человек этот самоконтроль выдержит? Ему расслабиться надо, а они его только напрягают!

– Ну, они, наверное, профессионалы, знают, что делают, – с сомнением сказала Алла.

– Да это жулики натуральные, поверь. Вредители! Знаешь, что придумали? Говорят Виктору Федоровичу, давайте из США привезем двухэтажные автобусы с неграми, и они будут ездить по стране с агитацией, с громкоговорителями. И ведь Федорович чуть не согласился. Тут уж не только я, все в штабе восстали. Тупость такая. Мало того что вообще от человеческого разговора с людьми отказались, одни пустые речевки и лозунги, но еще и методы эти как для лохов. Они нас за индейцев считают!

– Американцы во всем мире одинаковые, причем чем больше тупости, тем больше самомнения. Вершители судеб человечества, а сами не знают, в каком году их же Америка и возникла.

– Ну этого и я не знаю, – махнул рукой Николай.

– Ну тебе про Америку знать не обязательно, тебе про Украину надо знать.

– А этого уж точно никто не знает… У нас профессора в газете пишут, что Гомер был украинцем.

Алла хохотнула.

– Пока Ищенко деньги платит, будут писать и фильмы снимать. Глупо это. Закладывает бомбу под свое же здание. Честные ученые потом все равно все это разоблачат. А никогда нельзя иметь врагами честных людей, пусть даже их мало. Исторически бесперспективно. – Николай был доволен собой, ему показалось, что Алла оценит, как умно он сейчас выразился. И ничего, что он просто повторил фразу, слышанную им когда-то у Владимира Семеновича, своего учителя.

Эта маленькая мужская хитрость, однако, не осталась безнаказанной.

– Это кто тут такой серьезный? Это кто тут такой зануда? Скажи честно, где вычитал?

Удар ниже пояса. Николай отвернулся и замолчал.

Они подошли к Ионовскому монастырю, на башне били часы.

– Эти часы, кстати, были привезены в Киев Оноре де Бальзаком, – сказала Алла, чтобы перевести разговор на другую тему.

Она и не подозревала, как горько ошиблась.

У Николая все кипело внутри: «Да мне плевать на этих Бальзаков, да я не знаю, кто такой Бальзак, я не знаю, что он привез эти гребаные часы. Да, я такой, да, я не зубрил книжек в школе, а предпочитал на турнике висеть, ну так иди, иди общайся со своими маменькими сынками».

Но это было только начало. Вдруг Николая пронизала одна мысль, такая мысль, что он даже остановился: «Она знает про этот монастырь все, она знает больше меня, зачем же она спрашивала про него вначале? Проверяла? Меня проверяла? Тестировала? Эксперименты ставила, как над кроликом?»

– Я тэбэ ни крiлик! – низко, тихо и отчетливо сказал Николай. Он не заметил, как перешел на украинский.

Алла хлопала глазами и пыталась восстановить потерянную нить разговора. Она поняла, что случилось что-то ужасное, что Коля что-то напридумывал сам себе, но нить смысла ускользала от нее, и она не стала ее искать. Повинуясь какому-то женскому чутью, она просто бросилась к нему на грудь.

Он стоял как столб, а она прижималась к нему и шептала: «Ну что ты, что ты…», и ей казалось, что все это похоже на какой-то фильм по мотивам чеховских рассказов. Потом они долго целовались, смущая торопящихся на службу бабушек в платочках, потом тихонько подошли к храму и слушали дивный мужской хор. Потом тихонько вошли. Служил очень страстный рыжий батюшка, и его экспрессия передавалась прихожанам. Все истово крестились, кланялись, и казалось, торопили время. Николай раздобыл свечек, но ставить их не решился, вдруг не положено? Пришлось дожидаться конца. И хотя служба пролетела как бы за одно мгновение, при выходе из храма показалось, что ссора была давным-давно, вечность назад. Чудо! Они вышли из храма как будто повенчанные, ссоры, упреки, обиды остались где-то в прошлой жизни.

– Все будет хорошо, – сказал Николай.

– Все будет хорошо, даже если будет плохо, – отозвалась Алла.

Они еще немного шли молча. Каждый по-своему понимал сказанное. Он думал, что Алла готовит его к предстоящему поражению шефа и его партии. Она с грустью осознавала, что скоро все кончится, кончится и их роман, что, возможно, вот сейчас, пять минут назад, и была ими пережита его высшая точка, выше которой уже ничего не может быть.

– Посади меня на такси, – сказала она.

– Может… Ко мне?

– После такого как-то не хочется…

Николай промолчал. Аргументов не было.

– Коля, что будет дальше? – внезапно спросила она.

– Ну… Виктор Федорович…

– Я говорю про нас. Мы с тобой вместе уже давно…

У него отлегло от сердца, на этот вопрос можно и не отвечать серьезно.

– Ну, поженимся, детей заведем.

Она поддержала игру:

– А как мы их назовем?

– Мальчика – Иваном, девочку – как ты захочешь.

– Так, а где мы будем жить? Здесь или в Москве?

– Конечно, здесь! Я в Москву не поеду!

– А в детском саду они по-украински будут разговаривать и в школе тоже?