Михаил Попов - Кто хочет стать президентом?

– Этот план не годится, – сказала Нина.

– Правильно, – поощрительно кивнул отец.

– Нужен другой план.

– Какой еще другой?

– Я согласна с тобой: слишком большой риск. Но не для меня, а для успеха акции. Если кто-нибудь заподозрит подделку, это так раздуют, что нам уже ни за что не отмыться.

Андрей Андреевич, прекрасно знавший свою дочь, осторожно поставил чашку на стол, готовясь к чему-то очень неприятному.

– Тогда уж говори сразу. Не томи.

Нина посмотрела на Капустина, тот отвернулся.

– Только учти, папа, я сама до этого дошла, никто меня не обрабатывал, не уговаривал.

– Да говори же!

– Надо взрывать не подставную машину, а меня. Голодин помотал головой, но кошмарные слова не рассеялись.

– Надо только точно, очень точно рассчитать количество взрывчатки, чтобы и грохоту было много, и мы с шофером не пострадали. Твой бронированный «Мерседес» отлично подойдет. Надеюсь, ради такого дела ты его не пожалеешь. И потом, если подрывать осторожно, он не очень-то и пострадает.

Андрей Андреевич молчал.

– Ну посуди сам. Какой еще есть или может быть другой способ? За мной теперь болтаются «хвосты» не хуже чем за тобой самим. Жизнь как под микроскопом. Нужно быть Игорем Кио, чтобы на глазах у всех этих наблюдателей произвести манипуляцию, про которую говорил Кирилл. Он честно старается придумать что-нибудь такое, чтобы не очень тебя расстраивать, но ты же видишь: ничего не получается с этими выдумками. В нашем деле главное – реализм, тебе ли не знать!

Кандидат в президенты взял со стола только что поставленную туда чашку, глотнул холодненького чайку.

– Ладно, дочь, я не стану говорить о технике дела.

– Да что тут такого? Березовского взрывали, Шеварднадзе взрывали. Так их же всерьез, а они живехоньки. Здесь же будет всего лишь натуралистичная имитация.

– Так вот, я не буду говорить о технике дела. Меня занимает другое – моральная сторона вопроса.

Нина удивленно поглядела на папочку. Постоянно вращаясь в избирательном штабе, организуя предвыборные акции, активно участвуя в разработке новых динамичных идей, она, конечно, многое поняла и постигла скрытые механизмы работы папиной команды. Но такова уж логика втягивания в дело: пока ты стоишь вовне, ты способен видеть его реальные плюсы и минусы, его достоинства и грязь, попав же внутрь, став частью общей большой машины, неизбежно меняешь угол зрения. Для Нины успех предприятия, азарт соревнования затмили все прочее. И она искренне удивилась, услышав слова отца о моральной стороне вопроса.

– Я не поняла.

Капустин тоже удивился и искоса поглядел в сторону хозяина: что это с ним?

– Помнишь, я тебя в детстве учил, что обманывать нехорошо?

– Помню.

– Но сейчас вы с Капустиным задумали самый натуральный обман.

– Но сейчас уже не детство. Мы воюем по законам, которые нам навязали. Приход к власти – это единственный способ расплатиться потом с избирателями за преувеличения и натяжки, допущенные во время предвыборной кампании.

Голодин опять поставил чашку на стол. И спросил неприятным голосом:

– Ты в это веришь, Нина?

– Я же в твоем избирательном штабе, а не Кащея Бессмертного. Я же знаю – ты хочешь людям и стране хорошего.

Голодин развернулся и вышел, оставив после себя огромное недоумение.

– Что это он? – спросила Нина Капустина.

– Думаю, ничего страшного. Андрей Андреевич не уедет в Оптину пустынь. Так выражается его боязнь за тебя.

– Вот и нашлась для тебя работенка, – услышал капитан Захаров в трубке голос, которого бы не желал слышать больше никогда. – Приезжай ко мне. Сегодня приезжай.

Капитан Захаров совершенно запутался и теперь даже наедине с собой не мог определить своего положения в мире районной политики. Кому он друг, кому враг, кому хочет помогать, а кому – навредить. У зэков есть термин для обозначения такого положения человека в лагерной иерархии – «один на льдине». Захаров был сам за себя, но парадокс заключался в том, что всем окружающим он был должен. Все имели право рассчитывать на его лояльность, ибо всем он дал к этому повод. Сергей Янович Винглинский уже, наверное, потерял счет своим претензиям к неумелому работничку, а так уж устроены эти люди, что счет они рано или поздно предъявляют. Шинкарь вел себя соответственно – помыкал, хамил, втаптывал в грязь, но не добивал, что означало: нет команды сверху. У Винглинского другие в настоящий момент заботы, и не до капитанских грехов ему ныне.

А Танкер… это он позвонил, настоятельно предлагая встретиться. Танкер – он и есть Танкер. Был глупый порыв, капитанский сапог соскользнул на его грязную территорию, и на нем навсегда остались следы зависимости от правящей там силы. Никто капитана за язык не тянул. И раз вызвался войти под руку Танкера, так, стало быть, уже и вошел. И теперь невозможны никакие отговорки – там их не понимают, и выставление счета может произойти еще быстрее и жестче, чем со стороны московского олигарха. Надо ехать.

Авось глава калиновской мафии для начала попросит о небольшой услуге. А может, и вообще как-нибудь удастся выкрутиться, сыграть под дурачка: какая, мол, во мне ценность, раз меня понизили и влияния теперь никакого.

Семейство свое Захаров предусмотрительно отправил к сестре в Новосибирск. Супруга не удивилась, хотя и расстроилась. Она давно понимала, что при таком характере муж рано или поздно нарвется на большие неприятности.

Танкер встретил капитана по-простому, без всяких блатных прибамбасов. Впустил в кабинет, обшитый деревом и увешанный охотничьими трофеями хозяина.

– Значит, так, такое дело. Ты мне поможешь. Капитан слегка кивнул, как бы говоря: ну конечно, о чем речь.

– Надо будет в вашей сауне, что в ельнике за городом, собрать всех, понял?

– Нет. Кого всех?

– Тимченку, прокурора, Шинкаря. И все сделать честь по чести. Девок, если нет своих, бери от меня.

– Девки есть. Но я там, в доме, не распоряжаюсь. Танкер немного раздул ноздри. Это он еще не сердился, а только показывал, что умеет это делать.

– Найди, как все сделать. Не думаю, что трудно. Поговоришь с Мефодьичем – хоть ласково, хоть так. Подкупи. А то обмани. Короче, не мое это дело. Чтобы завтра, в крайнем случае – послезавтра вся эта команда была за городом.

– Для чего?

Танкер даже удивился такому глупому вопросу.

– Для дела. Поговорить мне с ними надо. Серьезно. Со всеми вместе, понял?

– Понял, понял.

– Как только начнется заезд, дашь мне знать.

– Дам.

– Иди.

Сергей Янович выехал на встречу без Либавы. Это было обидно верному и удачливому помощнику, но легко объяснимо. И даже сам помощник мог догадаться, в чем причина внезапного хозяйского охлаждения к нему после целого ряда удачно выполненных заданий. В том-то и состояла причина – в нежелании олигарха попасть в слишком большую зависимость от одного из своих сотрудников. Толстяк вдруг оказался чрезвычайно оборотист в делах и незаметно сумел слишком плотно припасть к хозяйскому телу.