Чингиз Абдуллаев - Мудрость палача

Тальковский поднял трубку телефона. Набрал номер Вигунова.

– Добрый вечер, Игнат Данилович, – строго сказал он, – приезжайте срочно ко мне. И отключите номер телефона, который был переведен на меня. Мне он больше не понадобится.

– Хорошо, – по-военному четко ответил Вигунов.

Он приехал через двадцать пять минут. Бывший полковник милиции был дисциплинированным и аккуратным человеком, привыкшим никогда не опаздывать. Поначалу его несколько коробила роль верного служаки рядом с таким мошенником, каким он заведомо, еще до совместной с ним работы, считал банкира Тальковского. Но спустя некоторое время он уже так не думал. И дело было совсем не в деньгах, которые платил Тальковский, хотя нужно отдать должное банкиру, платил он действительно большие деньги, щедро оплачивая верность своих людей. Поработав некоторое время с Тальковским, Вигунов оценил и методы банкира, и его широту взглядов, и цепкий ум, и умение приспосабливать под себя любую ситуацию. Вигунов был в курсе многих дел Тальковского, и у него были все основания им восхищаться. Это привязывало его к банкиру так же крепко, как и деньги. И только в самом крайнем случае Вигунов решился бы изменить своему патрону, перейдя на другую сторону. Я него был своеобразный кодекс чести, и Тальковский об этом хорошо знал.

Он принял гостя в своем кабинете на даче, которая охранялась, как резиденция главы правительства. Вышколенная служанка вкатила столик с напитками, расставила все и вышла так же бесшумно, как и вошла. Сначала Тальковский завел разговор на другую тему. Ему интересно было узнать мнение Вигунова по ряду вопросов. Тот почти ничего не пил, позволив себе лишь пригубить рюмку французского коньяка. Тальковский также не стал налегать на спиртное, выпив лишь бокал сухого белого вина. Они говорили о расширении агентства Вигунова. Планировалось открытие филиала в северной столице. Вигунов упрямо называл ее Ленинградом. Названия «Санкт-Петербург» он не признавал, оно словно оскорбляло его. Зная эту слабость полковника, Тальковский следил за своей речью и всегда называл город Ленинградом, хотя лично он не видел ничего плохого ни в прежнем, ни в новом названии города.

Но для Вигунова, когда-то работавшего в Ленинграде, это был вопрос принципа. Тальковский согласился, что филиал открывать нужно, и пообещал рассмотреть представленную ему смету. И лишь в самом конце беседы он словно невзначай заметил:

– В последнее время нас прессингуют по всему городу. Такое впечатление, что нас словно пытаются выжить из столицы.

– Это люди мэра, – помрачнел Вигунов, – вся московская милиция на него работает. И все городские службы выполняют его прихоти. Знают точно, кого он любит, а кого не любит.

– Это правда, – согласился Тальковский, – хотя говорят, что многие им недовольны.

– Политических противников у него хватает, – согласился Вигунов, все еще находясь под впечатлением состоявшегося разговора и не понимая, куда клонит его собеседник.

– Говорят, не только политических, – усмехнулся Тальковский. Вигунов наконец понял. Он достал свои темные очки, близоруко прищурился.

– Да, – сказал он, – его многие не любят. Он ввел регистрацию для приезжающих, наложил много запретов, многих потеснил. Я него много врагов.

– Говорят, особенно недовольны кавказцы и среднеазиаты, которых преследуют в Москве, – осторожно заметил Тальковский.

– «Лица кавказской национальности», – кивнул Вигунов, – вы же знаете, как к ним относится милиция. Если даже есть регистрация, их избивают, гонят с рынков, сажают в КПЗ, отнимают деньги, конфисковывают товар. В последнее время стали притеснять и азиатов. И не только из наших бывших республик. В Москву понаехало много афганцев, китайцев, вьетнамцев, негров всяких, африканцев...

– Подождите, – прервал его Тальковский, – это международные проблемы, они нас не интересуют. Этим пусть занимаются пограничники и наша консульская служба. А вот со странами СНГ у нас безвизовый режим. Вы меня понимаете?

Вигунов понял не все. Но не хотел показаться тугодумом. Поэтому он кивнул головой. Тальковский заметил некоторую растерянность в глазах своего собеседника и решил пояснить:

– Вы же знаете, Игнат Данилович, что наш мэр хочет стать главной политической фигурой, чьи амбиции распространяются не только на нашу страну, но и на страны СНГ. Никто больше него не ездит по этим странам, не демонстрирует такого интереса к ним. И вот представьте себе, что кто-нибудь из нацменов возмутился бы выходками московской мэрии. Кто-нибудь из приезжих совершил бы показательный акт протеста. Можно даже найти какого-нибудь диссидента, чтобы предъявить его общественности. Говорят, очень многие приезжие недовольны условиями регистрации в столице. Вы меня понимаете?

Теперь Вигунов понял все. Зная возможности Тальковского, он уже не сомневался: если такая акция протеста состоится, о ней сразу сообщат и телевидение, и пресса.

– Я подумаю, – сказал он хриплым голосом, – постараюсь найти такого недовольного.

– Это было бы очень кстати, – улыбнулся банкир, – в конце концов «народ должен знать своих героев».

Уже когда полковник уехал, оставшийся один Тальковский потянулся к телефонному аппарату. Набрал номер главного редактора одной из самых крупных и популярных газет.

– Добрый вечер, Эдуард Яковлевич, – добродушно начал банкир, – как у вас с подпиской на второе полугодие? Прошла нормально?

– Вашими молитвами, дорогой Аркадий Леонидович, – обрадовался главный редактор, – спасибо вам за вашу помощь. Но и подписка прошла нормально. Тьфу, тьфу, не сглазить...

– Значит, все нормально. Надеюсь, вы и дальше будете публиковать острые материалы, которые вызывают живой интерес у читателей.

– Конечно, – осторожно согласился главный редактор, уже сообразивший, что Тальковский просто так не станет звонить. Обычно, если ему что-нибудь бывало нужно, он вызывал главного редактора к себе, но сегодня почему-то решил позвонить по телефону.

– Ко мне приезжали несколько друзей из наших бывших республик, – заметил банкир, – и все очень недовольны. Жалуются на принудительную регистрацию в столице. До каких пор московская мэрия будет так своевольничать?! И муниципальная милиция ведет себя чрезвычайно грубо. Иногда, говорят, даже задерживают ни в чем не повинных людей. Многие мои друзья считают, что это грубейшее нарушение прав человека. Кажется, Верховный суд отменил регистрацию в столице?

– Не совсем так. Но судьи считают, что регистрация не вполне отвечает нормам действующего законодательства.

– Ну вот видите. Поэтому очень важно, чтобы эти вопросы находили отражение на страницах вашей газеты. Нужно защищать права человека, независимо от национальной принадлежности приехавшего к нам человека. Разве вы со мной не согласны, Эдуард Яковлевич?