Роберт Дугони - Властелин суда

Такие же веранды находились симметрично на верхнем и нижнем этажах.

— Дай-ка погадаю. В официальном послужном списке он значится обычным рядовым, киснувшим во вьетнамских джунглях.

— Угадал.

— Ну а чем он занимался на самом деле?

— Участвовал в секретных операциях, перебрасывался в Камбоджу и Лаос.

— В специальных подразделениях?

— Вряд ли.

— Не был с почетом демобилизован, — сказал Дженкинс.

— Наверняка не был, но точно сказать не могу. Дело его на этом обрывается. Я обратилась к одному своему приятелю из Пентагона, у которого имеется допуск самого высшего разряда. Он перезвонил мне из автомата, потребовал сказать, зачем я влезла в такое дерьмо и тащу туда и его.

— Звучит многообещающе. Так он что-нибудь узнал?

— Он говорил, что татуированный, судя по всему, входил в подразделение, известное во Вьетнаме как «Когти», хотя, как он меня уверил, никаких официальных бумаг, которые могли бы подтвердить существование таких подразделений и то, что он входил в одно из них, я не найду.

Дженкинсу и не надо было подтверждать существование таких отрядов. Он наблюдал их собственными глазами. Действовали они так тайно и скрытно, что у солдат не было ни документов, ни даже солдатских жетонов. На формах их не было ни имен, ни нашивок, ни знаков отличия, ни даже личного знака, даже бирок с обозначением производителя одежды и то не было. Им не давали ни сигарет, ни жевательной резинки, питаться они должны были только местными продуктами, и даже чужеземный запах не должен был их выдавать — узнать в них американских солдат было невозможно. Они воевали анонимно и так же анонимно умирали. Если они погибали за границей и товарищи не могли переправить тело, командование его не затребовало. Дженкинсу запомнилось утро, когда они вошли в сожженную дотла деревню. Все мужчины в ней были убиты выстрелами в голову, как при казни; некоторых же застрелили на бегу — они лежали в позе вспугнутого оленя. Тела расстрелянных валялись на разном расстоянии от деревни — явное доказательство, что убийцы, кто бы они ни были, забавлялись тем, что давали жертвам возможность уйти и только потом их приканчивали. В зарослях они находили тела изнасилованных женщин с перерезанным горлом. Даже собаки и свиньи подверглись экзекуции.

Это были нелюди. Их можно было назвать зверями, но Дженкинс никогда не оскорбил бы зверей подобным сравнением. Звери не убивают ради забавы. На такое падение способны одни только люди. Эти солдаты не имели ни чести, ни совести, у них не было командира, который научил бы их отличать добро от зла. И страшнее всего то, что все они были прекрасно подготовлены.

— Их больше не существует, — сказала Алекс. — Их как бы не было и не будет.

— Как и Фронта освобождения Мексики, — сказал Дженкинс.

«Закусочная Мерль» представляла собой типичное кафе в маленьком городишке: имя владельца и адрес написаны по трафарету белыми буквами на коричневом навесе и стекле витрины. Внутри с полдесятка посетителей, расположившихся на табуретах у стойки в форме подковы, окаймлявшей гриль под колпаком вытяжки. Две средних лет женщины в форменных платьях по-семейному заботливо обслуживали их. Еще с полдюжины клиентов сидели на диванах возле окон, пили кофе и болтали, самозабвенно увлеченные беседой. Но так было, пока в закусочную не вошел Молья. Увидев его, они вскочили, приветствуя детектива, как если бы тот был старшим по званию.

— Часто бываете здесь? — спросил Слоун, проскальзывая за дальний столик.

Молья улыбнулся.

— Не говорил я вам, что здесь будет прохладно и хорошо? — Сев за столик, он обмахнулся полой рубашки. — Так-то лучше, правда?

Одна из женщин, хлопотавшая возле гриля, немолодая, с густой копной темных волос, забранных от лица заколками, которые, казалось, вот-вот раскроются, не выдержав обилия волос, подошла к Молье из-за спины и сжала его плечо.

— Что принести тебе, дорогой?

— Только чаю, милая. — Он представил ее Слоуну. — Это Мерль.

— Привет, очень рада. Где это Моль откопал вас, такого красавца? Бенто вам в подметки не годится!

— Эй, это мне Бенто в подметки не годится! — запротестовал Молья.

Мерль приникла к плечу Мольи, продолжая улыбаться Слоуну.

— Да, но ты не свободен. А у него на пальце кольца нет.

— Молодчина! — похвалил ее Молья. — А я и не заметил!

Мерль игриво толкнула Молью в плечо и обратилась к Слоуну:

— А тебе, голубчик, что подать?

— Хорошо бы чаю, — сказал Слоун.

Мерль поставила на столик две фарфоровые кружки, потом пошла к стойке и вернулась оттуда с кипятком. Налив его в кружки, она положила на столик два пакетика чая «Эрл Грей».

Молья опустил в кружку пакетик и поболтал его, пока кипяток не окрасился в почти черный цвет.

— Кажется, вы ей понравились. Знаете, Дэвид, в чем закавыка? Вы тоже мне нравитесь, но я не знаю, кто вы такой, и это меня беспокоит.

— Я Джим Планкетт.

Молья улыбнулся.

— Спасибо, что тогда поддержали меня.

— Вам не кажется, что Планкетт — это уже вчерашний день?

— Нет, это я вчерашний день, черт возьми! С ума сойти, сколько воскресений я провел в «Колизее», чтобы посмотреть его игру! Он вернул былую славу «Славе и чести». — Моль пожал плечами. — Я всегда выбираю фамилию какого-нибудь спортсмена. Это первое, что приходит в голову. Не ожидал, что вы окажетесь калифорнийцем. Если б знал, назвал бы другую фамилию.

Слоун улыбнулся. Он вспомнил Браника и фигуру Ларри Берда. Хоть он и не был знаком с Браником, но ему почему-то думалось, что детектив Том Молья понравился бы и Бранику тоже.

— Вы любите спорт, детектив?

— Моя жена говорит, что если я вижу мяч, я просто не могу пройти мимо — обязательно должен либо стукнуть по нему, либо смотреть, как это делают другие; футбол, баскетбол больше, чем футбол, — я все это обожаю, ну а бейсбол, тот просто моя страсть. Планкетт — фамилия эта сразу пришла мне в голову, без заминки, а когда тебя спрашивают, как твоя фамилия, заминки быть не должно.

— А Ларри Берд вам нравился?

Детектив отхлебнул глоток чая.

— Берд? Хороший был игрок. С головой. Я и сам с головой. Он да еще Трейси Макгрейди... Вспомнишь, так размечтаешься. — Он откинулся в кресле. — Итак, вы мне вот что скажите: почему адвокат из Сан-Франциско заинтересовался самоубийством, произошедшим в Западной Виргинии? Вы друг семьи?

— Можно и так сказать.

— Вы следователь?

— Нет. А вы скажите, почему детектив из Чарльзтауна продолжает вести дело, которое ему велели закрыть? У вас что, там, в Западной Виргинии, других преступлений нет?

— Вы говорите, как мой начальник. — Молья поставил кружку на стол. — А еще я вот чего не пойму: зачем пьют горячее, когда жарко? — Он пожал плечами. — Ладно, Дэвид. Я все объясню, и считайте это проявлением доверия с моей стороны. Я был готов согласиться с тем, что Джо Браник пустил себе пулю в лоб, хотя все мои внутренности протестовали против этого, с самого начала протестовали. А ведь внутренности у меня луженые. Если уж мне не по себе, значит, на то есть причина. Понимаете?