Роберт Дугони - Властелин суда

— Понимаю.

— Так что, прикрой я это дело и пусти все на самотек, жизнь моя была бы куда как проще. Сейчас я бы уже сидел дома и отдыхал в кругу семьи — с женой и детьми. Но случилось так, что, когда я прибыл к месту события, там уже суетилась парковая полиция и ни слуху ни духу не было слышно о новичке-полицейском, который сообщил по рации, что едет к трупу, обнаруженному в Национальном парке.

Молья сделал многозначительную паузу.

— Вы считаете, что его убили, что это не был несчастный случай?

— Скажем так: что мне это показалось подозрительным, и показалось еще раньше, чем мне позвонил один надутый осел по фамилии Риверс Джонс и стал бросаться словами типа «расследование» в отношении очевидного самоубийства. Я, конечно, не семи пядей во лбу, Дэвид, но и в моей темной черепушке иной раз винтики шевелятся, и, как вы, может быть, уже догадались, следы в ней отпечатываются довольно четко, ну, как на тонкой клеенке в захудалом баре; вот я и спросил Джонса, чего это он расследует явное самоубийство. Ну, а он в ответ сразу же полез в бутылку, взбесился и пожаловался на меня моему начальству. Босс содрал с меня три шкуры и скоренько отстранил от дела, к которому я и не приступал, так что финиш нагрянул еще до старта. И все это из-за самоубийства? — Он откинулся на диванную подушку и поднял дугой брови. — Похоже, у меня это наследственное, мой папаша был точь-в-точь как я: не любил, когда ему указывали, что делать да как. Я такое только от жены могу стерпеть, но она, видит Бог, это заслужила. И все же я, может, и не стал бы трепыхаться...

— Но из реки выловили того полицейского.

Молья кивнул.

— Именно. Из реки выловили того полицейского. Они инсценировали несчастный случай. Очень ловко все сделали. — Он произносил слова с усилием, так, будто от каждого слова у него стреляло в челюсть. — Он оставил жену и новорожденного ребенка, жизнь его только начиналась. И кто-то отнял ее у него. Я не могу этого спокойно стерпеть. Понимаете?

Слоун вспомнил Мельду.

— Да, детектив. Понимаю.

Паркер Медсен нацарапал на полях документа очередную поправку и перечитал получившееся предложение. Мускулы его челюсти отбрасывали четкие тени, черные булавки его зрачков выражали сосредоточенность. Он отдал распоряжение секретарю не соединять его и отменил все дневные встречи, после чего заперся в своем кабинете, намереваясь работать до шести ноль-ноль. В шесть часов Роберт Пик, вопреки совету Паркера Медсена, должен был выступить по общенациональному телевидению и сообщить народу о своем замысле серьезно сократить зависимость США от ближневосточной нефти. Нефть эта звалась «нехристианской», хотя в его речи из опасения оскорбить мусульман термин этот и не фигурировал. Стиль чернового текста, наскоро составленного командой спичрайтеров, был смел и решителен. Вечером Роберт Пик вежливо пошлет к черту арабов с их нефтью. Он пообещает американскому народу изменение политики США на Ближнем Востоке, отныне на эту политику перестанут влиять как постоянные угрозы национализации, так и рост цен на нефть. Америка больше не будет пресмыкаться перед диктаторскими режимами, которые одной рукой просят подаяния, а другой норовят сунуть нож в спину США. Отныне в Америке перестанут хозяйничать шейхи и короли с миллиардными банковскими счетами и американские матери больше не будут посылать своих сыновей погибать в пустыне. Кровные денежки налогоплательщиков будут направляться на укрепление национальной безопасности.

Роберт Пик даже отказал конгрессу в праве поставить на голосование его проект.

В целом все это было хорошо и правильно. Медсен и сам первый рукоплескал бы такой возможности сказать арабам пару теплых слов — пускай подавятся своей нефтью, — если б не одно «но»: соглашение между Пиком и мексиканцами еще не было оформлено. Кастаньеда торопился с этим. Он хотел, чтобы встреча в Вашингтоне произошла чем раньше, тем лучше. Медсену же такая скоропалительность была не по вкусу.

В перерывах между просмотром речи Медсен получал доклады о человеке, проникшем в Белый дом, и был лишь слегка удивлен, узнав, что это был некий Дэвид Слоун. Машина сбросила Слоуна в Чарльзтауне перед отделением полиции, а уехал он оттуда с мужчиной, сидевшим рядом с водительским местом. Сейчас оба они находились на диванах в закусочной и беседовали о чем-то, судя по всему, весьма интересном. Слоун был явлением странным — странной и даже таинственной была его заинтересованность в этом деле, как и его возникновение. Казалось, он материализовался из воздуха. У него не было ни жены, ни детей, ни родных. Уж не призрак ли он, думал Медсен. С человеком, не имеющим привязанностей, договориться трудно. И это представляло проблему. Не имея семьи, Слоун не имел и слабостей, на которых можно было сыграть, не имел ничего, чем не желал бы жертвовать.

Но последнему предстояло измениться.

Люди Медсена нащупали ахиллесову пяту Слоуна. Она есть у каждого.

Эксетер поднял голову от своей погремушки на секунду раньше, чем в дверь постучали. Медсен не удосужился опустить ручку с красной пастой. Он знал, кто это.

— Войдите!

Риверс Джонс вошел походкой закованного в кандалы каторжника.

— Простите, что помешал...

— У меня нет времени на ваши извинения, мистер Джонс.

— Думаю, вам покажется это важным.

Безупречная, в стиле «Хьюго Босс» фигура Джонса как бы сникла, рубашка его была расстегнута, галстук отсутствовал. Лицо обмякло и сморщилось, как оставленная на солнце плюшка. Устремленные на Медсена глаза были красны, и Медсен уловил запах перегара. Некоторых мужчин стресс превращает в мокрую тряпку, лишает их сил и энергии. Медсен не из их числа. От стресса он получал лишь удовольствие, находя в нем источник бодрости и воодушевления; стресс был для него глотком чистого адреналина. Такому не научишь, и перенять это невозможно. С этим надо родиться. Он наблюдал крепких парней, вздрагивающих и съеживающихся от звука автомобильного выхлопа, в то время как другие, получившие ту же подготовку, и под пулями лишь улыбались — дескать, нам сам черт не брат.

— Я знаю, кто был у вас в кабинете, и знаю, как их разыскать, — сказал Джонс.

Медсен положил ручку и откинулся в кресле.

Джонс перевел дух, собираясь с силами, как приговоренный, которому предстоит попросить помилования у губернатора.

— Я говорил с охранником при входе в старое здание администрации. Он сообщил, что тот человек расписался как Джо Блер. При нем было водительское удостоверение, а это доказывает, что семейство в курсе.

— Вы говорили, что выяснили, кто он такой, — произнес Медсен, чувствуя, что терпение его на исходе.

— Не он. А тот, кто был с ним. Охранник сказал, что у него был жетон. Это офицер чарльзтаунской полиции Том Молья. Мы с ним уже сцепились, когда я изымал дело. Этот сукин сын заносчив как черт. Я в точности не знаю, кто такой этот Джон Блер, но, судя по всему, он спелся с этим детективом. Я позвоню его начальству, завтра же он будет вызван сюда, и мы раскрутим всю эту махинацию.