Максим Теплый - Казнить Шарпея

Президент лихорадочно искал выход и находил его в непрерывных кадровых перестановках, причем некоторые из них были настолько экзотическими, что действительно на какое-то время успокаивали страну, которая от неожиданности затихала и напряженно присматривалась к телодвижениям очередного президентского фаворита.

Свое предложение Шарпею Ельцин объяснил желанием, как он выразился, «разворошить гадюшник, который свила у него под боком кремлевская камарилья».

– Пригрелись, понимаешь, гады ненасытные! – гудел он. – Уже шипят, жало свое высовывают. – Ельцин сжимал кулаки и грозно супил брови. – Так и норовят за палец тяпнуть. О стране не думают! Воруют! Вы их, голубчик, по-генеральски постройте, и пусть они шагом марш – и на улицу! Пусть, понимаешь, в ларьках китайскими колготками торгуют. И отберите у них, пожалуйста, все, на хрен! Машины их заморские, дачи эти наворованные. Зажрались они, вороны кремлевские! Только это... Кольку Дибаева не трогайте! Лучше используйте его таланты. Способный, чертенок.

...Шарпей закрыл дверь, ведущую в заднюю комнату, и прилег на жесткую кушетку, поставленную здесь специально для профилактики мучившей его межпозвоночной грыжи. За то время, пока Шарпей отдыхал, в кабинет несколько раз деликатно заглядывал руководитель его секретариата и тихо исчезал, зная, что Президент может отсутствовать на рабочем месте сколь угодно долго и в это время лучше ему не надоедать.

...Шарпей согласился на предложение Ельцина, поставив только одно условие: все кадровые решения он будет принимать сам. Тот хлопнул его по плечу и пробасил:

– Валяйте! Крушите их, генерал. Влейте в аппарат свежую кровь. Кольку не трогайте, а так – вперед!

Через пару месяцев после вступления Шарпея в должность Президент пригласил его и мрачно спросил:

– А что у нас происходит в администрации?

– Что именно вас интересует, Борис Никанорович?

– Света у вас была?

– Ваша дочь? Да, раза три.

– И что?

– Я ее все три раза выгнал.

Брови Ельцина поползли на лоб.

– Выгнали?

– Да, причем последний раз попросил ее больше ко мне не приходить. Я полагал, что в состоянии справиться с поставленными задачами без ее некомпетентного вмешательства.

– Некомпетентного? – Президент откровенно растерялся, будучи не в состоянии припомнить, когда последний раз кто-то разговаривал с ним в таком тоне и с такой дерзостью. – Значит, некомпетентного? – повторил он. – Моя дочь – это я! Значит, я тоже некомпетентный? Так, что ли, товарищ генерал?

– Выходит, так, господин Президент. Но главное не в этом. Главное – вы не держите слова! А это не позволяет мне оставаться в данной должности. Здесь прошение об отставке. – Шарпей положил на стол свернутый пополам листок, по-военному развернул свое грузное тело и зашагал к двери.

– Стойте! – рявкнул Ельцин. – Вы наживаете себе врага! Опасного врага!

Шарпей на секунду остановился, резко обернулся и спокойно произнес:

– Вы тоже!

...Ровно через два года после этого знакового расставания Ельцин подал в отставку под угрозой неизбежного отрешения от должности, за которое Государственная дума намеревалась проголосовать чуть ли не в полном составе.

Были объявлены внеочередные выборы Президента, на которых Шарпей, поддержанный практически всеми сколько-нибудь влиятельными партиями страны, победил в первом же туре. Причиной столь убедительной победы стало то, что с момента его весьма громкого ухода из Президентской Администрации, он неожиданно для себя постепенно превратился в некий символ борьбы с режимом. К нему постоянно обращались журналисты за интервью. Все политические партии мечтали заполучить его в свои ряды. Несколько раз ему предлагали избираться в Думу по освободившемуся избирательному округу. Но он отказывался и продолжал сидеть на своей генеральской даче, откуда выезжал в Москву только для чтения лекций.

На политические темы он высказывался крайне редко. Но всякий раз его оценки были точны, остроумны и беспощадны. Каждое его очередное высказывание немедленно становилось событием дня. Его тиражировали газеты, а народ растаскивал на прибаутки.

Однажды после того, как «уставший» Президент не вышел из самолета на встречу с премьер-министром одной европейской страны, Шарпей, выступая на встрече с ветеранами вооруженных сил, произнес: «Говорят, что Президент устал? Но еще больше от Президента устал народ. А еще я доподлинно знаю, что устал и президентский караул. Пора проветрить Кремль. Там дурно пахнет...»

Это стало сигналом к массовым выступлениям против режима, забастовкам, а парламент инициировал процедуру отрешения Ельцина от должности.

...Шарпей с трудом поднялся с кушетки и, тяжело переставляя ноги, вернулся в рабочий кабинет. Пять лет назад, когда он впервые по приглашению Ельцина переступил его порог, то удивился, насколько невелика площадь президентских апартаментов. От стола до входной двери не более восьми метров. Шарпей поднял глаза и увидел, как тихо открывается дверь в кабинет и в проем ловко и бесшумно проникает руководитель его секретариата.

– Еще раз, будьте добры, объясните, откуда у вас эта записка? – Шарпей держал двумя пальцами листок бумаги и демонстративно покачивал им.

– Иван Михайлович! Я же сказал: по почте пришло. Мне Трепов из службы по работе с письмами позвонил. Я прочитал, хотел сразу в ФСБ переправить. Там же прямое предупреждение о покушении. А потом решил, покажу-ка сначала вам.

– А почему вы так решили?

Руководитель секретариата пожал плечами:

– Даже не знаю. Подумалось, что это важно... для вас лично.

Оставшись один, Шарпей развернул листок и в который раз прочел текст, написанный ровным и четким почерком:

«Иван Михайлович! Раз вы читаете это письмо, значит, меня уже нет на свете. Моя фамилия Будаговский... Работал в Афганистане по проекту «Внедрение». Был в вашей команде. Помните?

Я – крыса. Но даже это уже не важно. За свою жадность я заплачу сполна. Важно то, что против вас готовится какая-то провокация. Не исключено покушение. Генерал Игнатов и некто Фомин могут быть его исполнителями. У меня нет выбора – у них моя жена и дочь. Я был вынужден подчиниться их требованиям и делать то, что они прикажут. Я и про вас многое наговорил. Простите и берегитесь...»

Шарпей отложил листок и устало прикрыл глаза. Иногда ему хотелось, никого не предупреждая, собрать пресс-конференцию и объявить о своей добровольной отставке. Власть тяготила его. Особенно необходимость чуть ли не каждодневно бывать на каких-то протокольных мероприятиях. «Опять лицом торговать пойдем? – мрачно спрашивал он свою службу протокола перед очередным праздничным приемом или вручением наград. – Знаю-знаю! За глаза Шарпеем меня называете... Мне обязательно надо там быть?»