Томас Гиффорд - Сокровища Рейха

Пола тихо заплакала, теребя подол юбки. Я же как-то не вполне еще осознал, что вдруг стал мультимиллионером. Все это казалось мне в какой-то степени абсурдом. Это были личные деньги Сирила. Наши семейные капиталы целиком были вложены в различные благотворительные фонды.

– Что ж, я думаю, нам не мешает взглянуть на эти документы, будь они неладны, – сказал Артур мрачно. – Сущая ерунда и пустая трата времени. Но ничего другого нам не остается, как по-твоему, Джон?

– Думаю, что так. Придется взглянуть на эти чертовы бумаги.

Уже одна мысль о том, что предстоит копаться в нацистском прошлом Остина Купера, казалась невыносимой, но я даже не представлял, насколько мне ненавистно все это. Только сейчас, сидя в мягком, обитом ярким ситцем кресле, я осознал это, и на меня нахлынуло чувство отвращения. Какое мне, в конце концов, дело до политических чудачеств Остина Купера? Но тут, оказывается, ничего не поделаешь. От прошлого не уйти. До поры до времени оно таится, дожидаясь своего часа, и в какой-то момент дает о себе знать.

Артур посмотрел на часы, медленно подошел к столу, взглянул на календарь:

– В час у меня деловое свидание, после этого надо непременно вздремнуть. Что, если часов в пять, Пола? Джон, ты можешь зайти сюда, скажем, в четыре тридцать, и мы отправимся в библиотеку вместе. Как вы, Пола?

– Хорошо, в пять я буду на месте… Я уверена, Сирил хотел бы, чтобы в такую минуту мы обратились именно к вам. – Она вытерла слезы. Меня радовало, что Сирил оставил ей какую-то сумму. По крайней мере, отныне Поле не придется больше ни в чем нуждаться.

Мы вышли от Артура вместе, и уже в холле я услышал, как кто-то громко произнес мое имя. Обернувшись, я увидел за стойкой клерка, который, подобострастно улыбаясь мне, одному из Куперов, сказал, что меня просят к телефону.

Звонил Олаф Питерсон.

– Как ваша голова, мистер Купер?

– Неплохо, – ответил я безразличным тоном.

– Рад слышать. Нам было бы очень неприятно потерять еще одного Купера. Вы ведь последний Купер, если не ошибаюсь, самый что ни на есть последний…

– Вам что-нибудь от меня нужно, мистер Питерсон?

– О да, нужно. Вы могли бы заглянуть ко мне в контору? Она находится в здании суда. Мы получили результаты вскрытия, и я думаю, они покажутся вам… э-э-э… занятными. – В его голосе почувствовалась усмешка. Этот человек был абсолютно лишен чувства такта.

– Занятными, мистер Питерсон?

– Даже очень. Почему бы вам не зайти сейчас? Я накормил бы вас обедом. Что вы на это скажете?

– Хорошо, сейчас буду.

Мы с Полой спустились по ступенькам к «линкольну», стоявшему, как я только сейчас заметил, в зоне с указателем: «Стоянка запрещена». Я пересказал ей разговор с Питерсоном. Пола ахнула:

– Убийство!

– Не будем спешить с выводами, – неуверенно сказал я.

Я медленно вел машину сквозь снежную завесу, пока не остановился перед библиотекой. В необъяснимом порыве я наклонился к Поле, повернул ее лицом к себе и поцеловал. Она не отстранилась.

– Мне нравится целовать тебя, – сказал я.

– Это все из-за моих денег, – ответила она.

– Нет, нет, неправда!

– В таком случае, мне тоже приятно тебя целовать. Должно быть, причина этому – обаяние Куперов. Я прошла полный курс, Джон. – Она отодвинулась, чтобы вылезти из машины. – Очень странно целоваться с тобой так. Как во сне.

– Я понимаю. И тем не менее это явь.

– Знаешь, когда мы пытались сообразить, зачем приехал Сирил… там, у Артура…

– Ну?

– У меня была своя теория на этот счет. – Она сдержанно рассмеялась. – Я подумала, может, он приехал из-за меня.

Я не знал, что ответить. Она сжала мою руку:

– Встретимся в пять.

Хлопнула дверца, и Полу поглотила метель.

Контора Питерсона располагалась на втором этаже в старом здании суда. Громко поскрипывал под ногами рассохшийся деревянный пол, шипели и булькали радиаторы. На вешалке в прихожей висели мокрые от растаявшего снега пальто. Из-за двери, ведущей в архив, слышался дробный стук пишущей машинки. Оказавшись в коридоре, я почувствовал себя как в склепе.

В приемной Питерсона сидела пожилая женщина. На столе перед ней, рядом с пишущей машинкой, на вощеной бумаге лежал недоеденный бутерброд. Чувствовался запах кофе. Как и многие другие обитатели Куперс-Фолса, женщина показалась мне знакомой.

– А, мистер Купер, – сказала она. – Мистер Питерсон ждет вас. Он поручил мне выяснить, с чем вам приготовить бутерброд – с индейкой или ростбифом – и какой вы предпочитаете кофе… – Она выжидательно улыбалась, как та добросердечная дама, которая много лет назад учила меня и Сирила танцевать.

– Индейка, сливки и сахар! – выпалил я и прошел в кабинет Питерсона. Он сидел за столом на вращающемся стуле, положив ноги на подоконник. В комнате было душно – бурлил радиатор. На Питерсоне был темно-синий свитер с глухим воротом, и из-за своей приверженности моде он обливался по́том. Он смотрел в окно на падавший снег, на коленях его лежал открытый роман Дэшиелла Хэммета «Стеклянный ключ».

– Знаете, Купер, – сказал он, не глядя на меня, – от такой пурги, от такой вот по-настоящему дикой пурги в моей голове происходят странные вещи. Вам ясно, о чем я говорю? – Он поднял на меня взгляд, усмехнулся и тут же снова стал серьезным. – Я смотрю на весь этот снег и начинаю понимать, насколько ничтожны люди перед стихией. Я сидел и думал, действительно ли так важно найти того человека, который убил вашего брата… Какая, собственно, разница, черт возьми?! Что от этого изменится? Так или иначе, все мы когда-нибудь умрем.

– Но его-то убили, – заметил я.

Он кивнул. Поискал в карманах сигару, но не нашел.

– Элис, – позвал он, – у вас не осталось моих сигар?

– Нет! – крикнула она в ответ.

– О боже, – вздохнул он. – Вы сказали Элис, что будете есть?

– Да. Но мне показалось, вы пригласили меня в ресторан?

– Не в такую погоду, Купер, – ответил он, потирая глубоко сидящие глаза и одновременно поворачиваясь к столу, на котором громоздились папки, конверты, письма. – Надо быть ненормальным, чтобы выйти на улицу в этакую пургу.

– Вы говорили что-то об убийстве.

– Точно, говорил. Вашего брата отравили каким-то производным никотина. Я плохо разбираюсь в судебной медицине. Просто принимаю на веру слова специалистов. Но кто-то сделал это, причем перед самым вашим приездом. – Он поворошил бумаги на столе. – Я оказался совершенно прав в отношении коньяка. – Он поймал мой взгляд, провел пальцем вокруг ворота. – Ваш брат выпил очень мало. Следовательно, большую часть выпил кто-то другой.

Я сидел онемевший.

– Забавная маленькая деталь… – продолжал размышлять вслух Питерсон. – Проклятье! Хоть бы одна сигара осталась. У вас, случаем… да нет, вы курите трубку, верно?.. Таким образом, очень похоже, что тот, кто отравил вашего брата, – впрочем, не исключено: он мог отравиться и сам, хотя это мало вероятно, – пил коньяк вместе с ним, всыпал ему яд и потом все убрал со стола.