Бернт Энгельманн - Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников

— Я навел справки, Хартнел, — ответил Хаузер с веселой ухмылкой. — Не хочу наскучить вам подробностями, но одно не вызывает сомнения: ваша фирма, адвокатское товарищество «Мак-Клюр, Клейтон, Фергюссон, Фергюссон и Дэв», отнюдь не хочет, чтобы в Федеративной Республике Германии господствовали красные. В конце концов, ваш дядя и старший партнер, мистер Бенджамен Клейтон, является генеральным уполномоченным мистрис Корнелии Тандлер и ее доверителей по Институту борьбы с социализмом, основанному и финансируемому ею.

— Это все так, — подтвердил Хартнел. — Однако при чем тут дела, ради которых мы здесь оказались?

— Послушайте-ка, Хартнел! — прервал его Хаузер. — Вы же не могли не заметить, что ваши расследования по этому проклятому делу о наследстве способны нанести большой вред как раз тем самым людям, которые являются опорой обслуживаемого вами института, его столпами!..

— Вы хотите сказать, его заказчиками?

Хаузер изумился.

— Нет, вовсе нет, Хартнел! — сказал он смеясь. Затем добавил уже очень серьезно, чтобы не было никаких неясностей: — Риз, Шлейер, Веллемс, Тауберт, Миссбах и другие господа, упоминаемые в документах, не имеют никакого понятия о теме нашей беседы…

— Также и о ваших довольно сомнительных методах работы, мистер Хаузер? — перебил его Хартнел.

— Нет! — энергично заявил Хаузер. — Эти господа вообще не знают меня. У нас свои совершенно особые причины, по которым в данный момент мы не хотим никаких неприятностей для тех, кто покровительствует правым…

Он посмотрел на Хартнела заговорщически.

— Дружище Хартнел, да поймите же вы! — заговорил он затем снова. — Не хотите же вы ввести в замешательство наших лучших партнеров!

— Н-нет, — сказал Хартнел, помедлив, — в мои намерения, это, конечно, не входит. Не собираюсь кому-нибудь повредить, а тем более друзьям нашего важнейшего заказчика.

— Ну вот, наконец! — подхватил Хаузер, явно обрадованный. — Теперь мы начинаем понимать друг друга.

Хартнел покачал головой.

— Ни в коей мере. Для меня все еще остается загадкой, почему розыски определенных документов связаны с вашей и моего дяди борьбой против социализма. Может быть, вы выскажетесь несколько более ясно, мистер Хаузер, или это не в ваших интересах?

Хаузер вздохнул.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Во время последних выборов в 1972 году, когда была возможность покончить с либерально-социалистической интермедией и привести снова к власти ХДС/ХСС, крупные промышленники и банки израсходовали на антисоциалистическую пропаганду около ста миллионов марок…

— И без особого успеха, — заметил Хартнел.

— Вы правы, — сказал Хаузер, — но лишь по той причине, что некоторые настолько перегибали палку в пропаганде, что это приводило к обратным результатам. Особенно переусердствовали Веллемс и Миссбах.

— Неужели? — заметил Хартнел безразличным тоном.

— Миссбах дошел до того, — продолжал Хаузер, оставив без внимания эту реплику, — что разослал под псевдонимом тысячи писем, которые должны были внушить получателям, что победа Вилли Брандта на выборах имела бы для них столь же ужасающие последствия, как победа большевиков для имущих слоев России. Он выложил читателям устрашающую историю о том, как богатых купцов в Нижнем Новгороде довела до беды их жадность. Один царский генерал тщетно просил у них несколько миллионов золотых рублей, необходимых, чтобы разбить Красную Армию. Они не дали и потом, после поражения царских войск, вынуждены были отдать большевикам гораздо более крупные суммы, что все равно не спасло их… Таким способом Миссбах давал гражданам ФРГ понять, что не следует скупиться на траты в пользу ХСС и Франца Йозефа Штрауса.

— А то иначе их ограбил бы и убил Брандт? — спросил Хартнел.

Хаузер кивнул, хлебнул виски и подтвердил смеясь:

— Что-то в этом роде. Во всяком случае, ХСС пришлось потом приложить немало усилий, чтобы отмежеваться от подобной пропаганды…

>— Ясно, — сказал Хартнел. — Было бы, следовательно, весьма неприятно, если бы выяснилось, что подобная пропаганда исходит из кухни, которую некоторые промышленники создали и финансировали специально для этой цели; что Миссбах и Риз, Веллемс и Тауберт, Шлейер и Цогльман и им подобные давние друзья и что Штраус обо всем этом был прекрасно осведомлен, а фрау Штраус является компаньонкой как раз в том самом концерне, где нашел себе прибежище главный нацистский пропагандист Тауберт, и…

— Оставим это, — прервал его Хаузер. — Вы поняли, о чем идет речь, и будьте осторожны.

Хаузер огляделся вокруг.

— Как вы знаете, — продолжал он, — в сентябре 1972 года мы с треском провалились на выборах, но сейчас мы будем действовать иначе. Если нам посчастливится, то мы не только сбросим Вилли Брандта, но и взорвем тогда всю социал-либеральную коалицию. И конечно же, пока эта цель не будет достигнута, ничто из того, что вы и ваши люди выкопали, не должно всплыть на поверхность… Надо полагать, вы это поняли, Хартнел?

— Вполне, — ответил Дон. — По крайней мере я понимаю, что вас заботит, и полагаю, вы хотите мне сделать какое-то предложение. Охотно вас выслушаю.

— Хорошо, — сказал Хаузер с явным облегчением, — я буду краток: вы получаете от меня всю сумму, о которой идет речь, а к тому же вознаграждение для вас лично, размеры которого надо бы еще обсудить. В качестве ответной услуги за эти — ну, скажем, полтора миллиона долларов — я требую, чтобы вы приостановили дальнейшие поиски и вручили мне все найденные документы либо уничтожили их в моем присутствии. О'кей?

— Интересное предложение, — сказал Хартнел. — Мне нужно будет его обдумать. Но не тешьте себя надеждами, Хаузер, дело не столь простое…

Хартнел умолк, ибо вошла Криста и, взглянув па собеседников, остановилась в дверях. Хартнел ободряюще кивнул Кристе, тихо сказал Хаузеру:

— Моя ассистентка возвращается. Пока она не подсела к столику, я в двух словах скажу вам, что мне мешает принять ваше предложение: я ведь не знаю, собственно, кто вы такой и но чьему поручению вы ведете со мной переговоры.

Хаузер с интересом принял эту реплику Хартнела и, встав из-за стола, обратился к подошедшей Кристе:

— Садитесь, прелестное дитя. — А затем, повернувшись к Хартнелу, улыбаясь, сказал:

— Что касается ваших сомнений, то их можно будет рассеять в ближайшее время. После чего мы с вами займемся делом — время не терпит!

Хаузер вынул из бокового кармана пиджака записку и, передавая ее Хартнелу, сказал:

— Вот номер моего телефона. Буду ждать вашего звонка, скажем, до половины десятого вечера. Полагаю, что к тому времени вы сможете навести обо мне необходимые справки. О'кей?

— О'кей, — сказал Хартнел, намеренно не заметив протянутой ему Хаузером руки.