Джузеппе Дженна - Во имя Ишмаэля

Он спустился в полицию нравов. Там у него была пара друзей. С одним он часто вместе работал, когда в ходе расследований всплывали имена проституток или упоминание о гомосексуалистских кругах. Парень был в своем кабинете. Лопес спросил, есть у них какая-нибудь подсадная утка среди садомазохистов — если предположить, что в Милане существует сообщество садомазохистов. Было и то, и другое: и сообщество, и подсадной человек. Парень настаивал, что связи с Сан-Франциско тут нет, но что в Милане они на правильном пути. Существует издательство, выпускающее специальную литературу. Журналы, в которых публиковались объявления, приглашения встретиться. Полиция нравов регистрировала все адреса до востребования, данные в этих объявлениях. По документам устанавливали личность тех, кто их помещал. И вели картотеку. Довольно простая работа. В Милане существовали различные группы садомазохистов: одна почти целиком вертелась вокруг этих объявлений. Были также и другие группы — обычно они общались по Сети. Под контролем, по-видимому, были почти все. У них был информатор, сообщавший о встречах и свиданиях. Итак, они встречались между собой. Все это функционировало как спонтанные собрания . До последнего момента участники не знали ни места, ни времени встречи. Следовал ряд звонков на мобильные телефоны. Почти регулярно они встречались возле ресторанчика в районе Фамагоста, но там не происходило ничего особенно значительного. Садомазохистские празднества на шифрованном языке назывались PAV — англосаксонский термин, который миланцы стали трактовать как акростих: «Pronti, Attenti, Via». [11] На старт, внимание, прочь ( ит. ). У них были оргии. Они никогда не оставляли следов. Подсадной человек наблюдал и сообщал полиции. Никогда никто не попадал в больницу. Никогда ничего серьезного. По этой причине полиция нравов никогда не испытывала необходимости в том, чтоб вмешаться. Лопес спросил, где проходили эти PAV. И застыл, открыв рот, когда человек из полиции нравов ответил, что их организовывали в индустриальных помещениях или складах в пригородах Милана.

Как в Детройте. Как в Париже. Значит, это Ишмаэль. Ишмаэль уже долгое время работает в Милане. Тип из полиции нравов глядел на него вопросительно. Он не понимал. Лопес спросил о «подсадной утке»: можно его увидеть? Это срочно. Это необходимо. Времени больше нет.

«Подсадная утка» был человеком лет тридцати, бывший карамба. [12] так на сленге называют карабинеров. Безработный, выкручивался, работая на полицию и, возможно, на спецслужбы. Жил на юге Милана, в Сан-Донато. Лопес позвонил ему, тот сразу же все понял. Они договорились встретиться в два часа в Сан-Донато на Центральной площади. Они были кратки, решительны, молчаливы. Лопесу нужно было пошевеливаться.

В неровном, темном пространстве старого склада, среди вечерних огней миланской окраины, ему виделось сияющее лицо Ишмаэля, неприкасаемого.

Он широко шагал среди высокой травы, в грязи, а снизу поднимался дым от остатков бензина. Давид Монторси приближался к куполу света возле обломков упавшего самолета Энрико Маттеи.

Это был не несчастный случай. Это было покушение.

Если только верхняя сторона листьев, та, что была обращена к небу, залита кровью и если деревья остались невредимыми — это значит, что кровь падала сверху, еще до взрыва на земле, и самолет упал вниз уже в виде кусков. Монторси шел под дождем, грязь мешала ему, он был весь мокрый, его лихорадило, — он искал людей из отдела расследований. Толпа стала более плотной, свет фар — более ярким. На место происшествия прибывали новые машины; крестьянин и старуха — свидетели — пропали из поля зрения. Шеф рассматривал землю, кивая головой какому-то типу, стоящему перед ним, — Монторси никогда его не видел, возможно, это была большая птица, поскольку шеф кивал, склонив голову, и губы его были сомкнуты с каким-то туманным выражением. Ни Омбони, ни других коллег не было видно. Монторси хотел отвести их на то место, где на земле остались пятна сгоревшей крови, прежде чем пойдет дождь.

Потом его ослепили две нацеленные на него очень яркие фары, двигавшиеся из низины, на подъем. Он отодвинулся, пропустил длинную темную машину, прикрыв глаза рукой. Автомобиль остановился метрах в десяти впереди. Из нее вышли трое мужчин. Он знал их. Двое были сотрудниками отдела судебной медицины, которых он видел утром на Джуриати, а потом на Фатебенефрателли. Третий был доктор Арле.

Он не мог найти своих коллег. Шеф вырвался из-под гнета неизвестного высокопоставленного лица. Монторси подошел к нему. Тот был худой, вымотанный, глаза запали и покраснели.

— Шеф…

— Монторси, в чем, черт возьми, дело? Сейчас неподходящий момент…

— Шеф, это важно.

— Иди в машину. Остальные ждут тебя.

— Как это в машину?

— В машину, Монторси.

— Но… А расследование?

— Какое расследование? Больше никакого расследования, Монторси… — Он уже уходил прочь. — Его берет на себя непосредственно прокуратура, опираясь на спецслужбы. Это больше не наше дело. — Он рычал сквозь дождь.

— Шеф, это важно…

Шеф обернулся. Посмотрел сквозь него, сквозь крупные капли. Шум вокруг усилился на порядок. Теперь слышны были прорезающие воздух звуки сирен. Шеф пошел ему навстречу.

— Ты не понял? Это больше не наше дело.

— Шеф, есть следы. Это… Здесь не может быть ошибки…

— Ну что? Что, Монторси?

— Это убийство. Самолет… Он взорвался в воздухе.

Тот взял его под руку, удерживая.

— Это несчастный случай, Монторси. Это несчастный случай. Ты понял?

— Нет, шеф. Там есть следы… Это не несчастный случай.

Тот отпустил его руку. Монторси почувствовал, как его бросило в жар от притока крови.

— Это несчастный случай. Все равно это несчастный случай.

Он стал возвращаться к машине. Отдел расследований уезжает. Распоряжение сверху. Возможно, их используют в качестве помощников на боковых направлениях расследования. Возможно, какие-нибудь проверки в ЭНИ. Чернорабочие. Все в этом. Они были не у дел. Вонь стала моральной. Светящийся воздух горел над истощенными полями, он сделался белым, меловым — словно соляной столб посреди ночи.