Джузеппе Дженна - Во имя Ишмаэля

Дети переправлялись в Брюссель.

Лопес был взбудоражен. Вунцам — вне себя: побледнел от волнения. Они попытались закончить со списком звонков на телефон Ребекки. Четыре звонка из шведского посольства в Берлине: чиновник, Карл Кнудссон, — по поводу организации приема в посольстве. Имена, номера телефонов — ничего интересного. Звонок, на который Ребекка не ответила: снова Баум, она не перезвонила. Последний входящий звонок на сотовый Ребекки представлял собой проблему. Он пришел с телефона, который не удалось засечь. Возможно, из-за границы. Ребекка не знала собеседника. Решающий момент для Лопеса: этот тип сказал Ребекке, что получил ее номер от Боба. Боб — выходец из «Сайнс Релижн». Боб — человек Ишмаэля, который фигурировал в отчете американцев. Боб — тот, кто руководил Клемансо и Терцани. Боб: благодаря его мейлам они выследили Ребекку. Естественно, в Гамбурге не было его следов, Вунцам и Хохенфельдер пытались засечь его с того самого момента, когда Лопес выслал им доклад американцев об Ишмаэле. Когда звонивший заговорил о Бобе, Ребекка изменила тон. Спросила, действует ли он по инструкции, — и он ответил, что да, у него есть инструкции. Он попросил подтверждения: место и время — те же, что в инструкции? Ребекка подтвердила. И прекратила разговор.

Схема, по мнению Лопеса и Вунцама, такова: торговля детьми, их переправляют в Брюссель при посредничестве группы Ишмаэля в лице Ребекки; обмен будет произведен в доке 11 гамбургского порта; человек, сославшийся на Боба, привезет детей, Льюба погрузит их на какой-то корабль, их передача адресату в Брюсселе произойдет в течение двух дней. Все сходится: ритуалы Ишмаэля, как они описаны в электронной корреспонденции Боба, приведенной в отчете американского АНБ; Ребекка, представляющая интересы Ишмаэля в Гамбурге, как Инженер представляет их в Милане; чтобы покрывать этих агентов — высший политический уровень; прикрытие будет обеспечено агентам Ишмаэля, если что-то пойдет не так, — и самому Ишмаэлю в связи с его операциями, такими, как покушение на Киссинджера в Париже и тем, что готовится в Черноббио.

Каким образом следует действовать, по мысли Лопеса и Вунцама: послать отряд в док 11, где будут передаваться «маленькие посылки»; арестовать курьера, Ребекку и Льюбу; Лопеса интересовали Ребекка и курьер, который легко мог оказаться человеком, забравшим ребенка со склада в Пьолтелло прошлой ночью. Операция в общих чертах . Лопес вкратце рассказал Вунцаму и Хохенфельдеру об операции накануне в Милане: полный провал, унижение все еще жгло его. Вунцам покачал головой, сказал, что в Гамбурге все пойдет иначе: они располагают людьми и средствами. Лопес попросил гарантию защиты от сокрушительного давления со стороны политических кругов: два часа наедине с Ребеккой, вне стен Централе , чтобы выжать из нее информацию об Ишмаэле и о Черноббио, через два часа он передаст ее Вунцаму. В деле замешан представитель Европарламента, руки у них будут связаны гораздо больше, чем в Париже и Милане, где Сантовито в общем-то не оказывал никакого сопротивления .

Они распределили функции: Лопес и Хохенфельдер будут наблюдать за отелем «Форбах», следить за Ребеккой и всеми ее перемещениями; Вунцам — управлять операцией из Централе . Постоянно поддерживать связь друг с другом. Вунцам установит на автомобиле Лопеса и Хохенфельдера оборудование, чтобы подслушивать телефонные переговоры Ребекки. Они встретятся в доке 11 после ареста и освобождения детей.

Ратхаусмаркт все больше и больше наполнялся лицами, покрасневшими от холода. Дождя не было. Ледяной ветер подметал широкие улицы Гамбурга, правильные, выложенные плиткой. Казавшиеся черными вечнозеленые деревья колыхались вдоль каналов. Хохенфельдер вел машину молча, движение было медленным и очень плотным. Через полчаса они были у отеля «Форбах». Хохенфельдер остановил машину напротив входа, отрегулировал радио на частоту, указанную Вунцамом, и закурил. Лопес вышел, чтобы поразмять ноги. Окна «Форбаха» были по большей части освещены. Он спрашивал себя, какое же из них — окно номера Ребекки. Поискал в кармане папироску, закурил ее. Постучал в окно машины, попросил у Хохенфелдера сотовый. Нашел нужный номер. Позвонил.

Лаура Пенсанти подошла сразу же, засмеялась, услышав голос Лопеса. Лопес сказал, что хочет ее видеть, она снова засмеялась. Они говорили очень быстро. Он сказал, что сейчас не в Милане. Она сказала, что на следующий день выходит на работу. Он спросил, может ли он увидеть ее.

Когда Лопес закончил разговор, он почувствовал кожей холодный ветер Гамбурга.

Было 17:40. Все вот-вот закончится.

Перепачкав руки чернилами ленты — красными и черными, — Монторси употребил пару часов на расшифровку слов, набитых на пишущей машинке Фольезе.

Он развернул всю ленту, приведя ее в то состояние, в каком она находилась, когда была еще не использованной. Начал с букв, не связанных между собой. Пробелы, разумеется, не отпечатались на ленте, поэтому дополнительная трудность состояла в том, чтоб отделить слова друг от друга. Линейные абзацы, лента с азбукой Морзе, повествующая о недавнем прошлом, оттиск с неровными элементами. Букв становилось все больше и больше. Гласные, набитые поверх других гласных, заставили его потерять еще сколько-то времени. Он потел, сидя под лампой, — от натуги и чрезмерного тепла, шедшего от батареи: весь воздух был горячий. Поток букв, горизонтальный, который ему не удавалось разгадать, — он только записывал их на белом листе бумаги. Пробелы между словами он вставит потом. Ему нужно восстановить очертания букв, просмотрев на свет, — их удавалось расшифровать в потоке красных лучей лампы, на этой бесконечной черной ленте. Бессмысленное расползание исковерканного языка на одном уровне, непостижимое. Ему казалось, что мертвец говорит с ним с угольной ленты: перестукивание с потусторонним миром — Лопеса [17] Так в книге — sem14. загипнотизировал этот процесс. Он не мог остановиться. Все разворачивал и разворачивал ленту, она казалась бесконечной. Как будто конец все время отодвигается.

А потом он добрался до конца. Разделил слова между собой, вставив цезуры и пробелы в несвязное бормотание, которое воспроизвел на своих листах. Пока разделял слова, он не понимал. А потом прочел.

В точку.

Он расшифровал два куска. Первый, очевидно, был частью досье об Ишмаэле, которое Фольезе отправил в «Джорно». Оно было неполным: журналист начал его, а потом заменил ленту. Можно было прочесть только заключительную часть.