Олег Маркеев - Неучтённый фактор

– Сейчас мы введем тебе препарат. Сначала ты почувствуешь слабый озноб, как при начале простуды. Будешь ждать приступа жара, но его не последует. Тебя начнет трясти. Холод будет проникать в каждую клеточку тела. Ты почувствуешь каждую косточку. И покажется, что они покрыты инеем. А колотун будет нарастать и нарастать. Все тело будет ходить ходуном. Для этого, кстати, мы и сделали такие крепкие кресла. Ты будешь трястись от холода. Мышцы сделаются, как твердая резина. Станет трудно дышать. Сухожилия и связки тоже промерзнут и станут пластмассовыми. И каждое движение будет причинять жуткую боль. Особенно будет больно в позвоночнике. Знаешь, каково это, когда между позвонками хрустит лед?

Он сжал губы, следя за ее реакцией. Чуть дрогнул уголками губ.

– Хорошо, девочка моя, не веришь на слово, проверь все на себе.

Его зрачки прыгнули вправо и вверх. И снова впились ей в глаза.

Нина почувствовала резиновые пальцы на своем локте.

Иголка проткнула кожу.

– Еще не поздно, Нина. Ты уже сейчас плачешь от страха. Представь, что будет дальше!

Его лицо стало таять в прозрачной, жгучей мути, заливающей глаза.

– Я ничего не знаю. Правда. Отпустите меня, пожалуйста! Вы же хороший, Владислав Николаевич… Я, я хочу к маме!

– Поедешь к маме, я обещаю. Только скажи, когда тебя завербовал Дмитрий.

– Ну я же не знаю никакого Дмитрия!!

Пятно его лица пропало. Осталься только мутно-белый свет.

Откуда-то сверху, как булыжники на голову, упали слова.

– Она твоя, Наташа. Как только расколешь, доложи.

А в венах, действительно, журчал жидкий лед….

Преторианцы

Водитель Дмитрию не понравился с первого взгляда. Но выбора не было. Бежать к Хорошовке – гарантированно засветиться. А в переулках накануне комендантского часа машин было – раз два и обчелся.

Старенький "бычок" недовольно урчал мотором, пытаясь переварить ту бензиносодержащую жидкость, что залил в бак его хозяин. Качественный бензин полагался только государственному транспорту. "Бычок" в привилегированное стадо стальных коней явно не входил.

Водитель тоже был не из знати. Даже на придворного извозчика не тянул. Типичный водила со стажем.

И все же доверия не внушал.

Дмитрий на секунду отвлекся.

«Жаль, что Владислав лично не присутствовал на захвате. Вот кого руки чесались завалить, так это его! – зло подумал Дмитрий. – Наверное, теперь не сложится… Салин скотина вельможная, сдаст, расплатится мной со Старостиным, или перессыт раньше, даст команду, нет, намекнет, как он обычно делает, поставит перед необходимостью проявить инициативу. Стас и проявит, концов потом не найдешь. Интересно, он успеет раньше моих чекистов? Глупо, конечно, но все-таки интересно».

– Командир, слышь, а у тебя талонами разжиться можно? А то мой агрегат уже изжогу заработал от этого, мать его, бензина. Моча одна со скипидаром, а не бензин!

Водила бросил на Дмитрия испытывающий взгляд.

Тормознув машину, Дмитрий мельком показал ему красную книжечку удостоверения. Чтобы уважал и с дурными вопросами не лез.

– Сейчас прямо, на втором повороте повернешь налево. Въедем во двор, и ты свободен, – вместо ответа скомандовал Дмитрий.

– Дождешься с вами свободы-то. Сегодня, как с цепи сорвались! – проворчал водила. – Через каждые сто метров на шмон останавливали. В честь чего такая лютость-то? Слух пошел, что грохнули какого-то шишку. Правда, или опять врут?

Дмитрий промолчал. Водитель клацнул коробкой скоростей.

Взгляд Дмитрия упал на его пальцы, лежашие на рычаге.

«Стоп! Ногти чистые».

– Вот в этот двор. И чуть вперед, до забора.

Двор был подходящий, темный. Почти все окна перед комендантским часом уже погасли. За забором белел остов недостроенного здания.

Водила сбросил газ, машина пошла накатом.

– Командир, а за то, что я тебя бесплатно вожу, мне какое поощрение полагается?

«Улыбка слишком натянутая. И зрачки дергаются. Что ты просчитываешь в уме, дружище? Я-то уже все решил».

– У нас два вида поощрения. Первый – снятие ранее наложенного взыскания. Но ты на него не наработал. Второй – дают пострелять из именного нагана Дзержинского. Вот это могу устроить.

– Эт смотря в кого! – подхватил шутку водила.

– Все, тормози.

Водила на секунду отвлекся.

Дмитрий успел выхватить пистолет.

Пуля прошила грудь водилы слева направо, пробив сердце. За грохотом разбитого двигателя хлопка выстрела слышно не было.

Водитель охнул и навалился грудью на баранку.

Дмитрий повернул ключ зажигания. Сразу стало слышно как дождь барабанит по горячему капоту.

В правом кармане ватника водителя лежал мобильный. Вещь слишком дорогая для невольника баранки. Тарифы за связь лупили адские, по карману только обитателям Домена или к ним приближенным. Возможно, водилабыл честынм и просто пахал на кого-то, кто мог потянуть плату за мобильную связь. Но чутье Дмитрия никогда не подводило.

Дмитрий отщелкнул поцарапанную крышку "моторолки". Вошел в меню. Проверил последние звонки.

Пять звонков из шести пришли со знакомого Дмитрию телефона. Управление наружнего наблюдения центрального аппарата ГСБ.

"Приехали! Теперь я точно – пролетарий чекистского труда, мне терять нечего, кроме самого себя. Хватит, покатались на мне! Я-то уйду, лягу на грунт, ни одна собака не найдет. А они пусть грызутся между собой. Салин со Старостиным, Ларин – с Филатовым… Каждый кого-нибудь мечтает сожрать. Пошли вы все в задницу! С меня хватит!"

Он не стал искать в одежде убитого удостоверение. И так все ясно.

Чудом нарвался, чудом уцелел…

Странник

В бутылочном стекле мерцали огненные язычки. От свеч стало уютнее и заметно теплее. Пахло горячим стерином и сухими лепестками цветов. Дрожащий свет тусклым золотом вспыхивал на корешках книг. "Сиддхарта", "Заир", "Степной волк", "Дневник мессии", "Ульфин Джус"…

«Девочка из Изумрудного города, столицы страны Оз, на флаге которого реет чайка по имени Джонатан».

– Кто научил тебя делать такие свечи?

Максимов указал на бутылки со срезанным горлышком, до середины наполненные стеарином. Расставленные на книжных полках, они превратили стену в призрачно мерцающую поверхность, искажавшую размеры комнаты. Стоило расфокусировать зрение, как огоньки расплывались в лучистые шарики, и казалось, что находишься в бесконечно большой зале.

Марина, завернувшись в плед, лежала, положив голову ему на живот.

– Мама. Мы в Крыму жили. Давным давно. Еще до Катастрофы. Я, Настька, мама и папа. Мама с папой были неформалами по жизни. Ну, знаешь, "рок-н-ролл мертв, а я еще нет"… Потусили по всей стране, потом решили на пару лет осесть в Крыму. Настьке уже восемь было, мне четыре. Мама наследство получила, хватило купить сарайчик в деревне. Помню, одна стена была каменная. Серьезно. Домик задом врезался в скалу. Три стены, да окошка. Уютно. Особенно, когда ветер дует. Зажжем свечи с сухими лепестками и читаем. Книг у нас было много. Еще песни пели. Мама на гитаре хорошо играла, нас с Настькой учила. Райская жизнь! Выйдешь утром – а внизу море. Каждый раз разное. Ты видел море зимой?