Дарья Фельбер - Неучтённый фактор

По крайней мере, именно так, и не без оснований, впоследствии я и думала.

Под этим утверждением жирным шрифтом и заглавными буквами подписались бы три четверти личного состава правоохранительных органов и половина сельхозпредприятий США 1937 года [1] информация из Википедии. Кому что не так — со всем туда (прим. автора) , когда выращивание, в общем-то, безобидного растения в рамках конкурентной борьбы, а так же, как следствие безобразно расплодившейся в те годы наркомафии и мексиканских иммигрантов-контрабандистов (да будут их проклятые имена преданы огню), обложили неприлично-неподъёмными налогами, тем самым практически объявив вне закона. А затем начали повсеместно уничтожать, в результате чего, за какой-то десяток лет окончательно укрепили вполне логически возникший статус „запретного плода“.

С другой стороны, на каждого обвинителя приходится один, а то, и более защитников, поднимающих вопросы, типа:

Какая именно конопля имеется в виду (а их, как известно, три сорта: сорная, посевная и индийская)? В чём она конкретно виновата, если растение — суть создание бессознательное? И вообще, а что, собственно, по этому поводу думают оставшиеся в меньшинстве хиппи, лишённые аппетита больные раком, и те, кто делал на этом деньги вне преступности, а на благо того же сельского хозяйства? Даже во времена Советского союза конопля пользовалась заслуженным уважением, как сырьё для производства одежды, бумаги, обуви. А, по Плинию-старшему, это ещё и незаменимое при ожогах, болях в суставах и при подагре средство (имелся в виду корень).

Современные Нидерланды, свободный город Христиания в Дании лишены подобных предрассудков, а уж про деда моего покойного и говорить не приходится — вот кто всегда был патриотом этого дивного растения. Пока не умер — назло милиции подпольно выращивал, пряча делянку за парниками.

Так вот. Уродилась у нас в огороде конопля. Нежданная, несеяная, но уж всем на зависть здоровенная, да развесистая. Припомнив основательно подзабытые уроки ботаники, я идентифицировала её как коноплю посевную. Хорошо, только один куст — и в самом дальнем углу огорода. Туда даже бабка без нужды не заглядывала, не говоря уж обо мне, с моей горячей любовью к садовничеству вкупе с огородничеством. Как её туда занесло — загадка, достойная Твин Пикс: после смерти деда бабка эту заразу выкорчевала, землю обожгла, всё перепахала и уже вот как добрых пять лет от этой напасти — ни слуху, ни духу. И тут — нате вам: вымахала под два метра. Был бы дед жив — не за что не позволил бы этакую красотищу выбросить, листья бы срезал, засушил и скурил собственноручно.

Но дед умер, бабушка была категорически против такого обитателя огорода, я как раз очень вовремя после ГОСов приехала, и меня тут же припахали к прополке, в ответ на что мой нрав сделал очередной финт ушами, и теперь я шла в лес с двухметровой коноплёй под мышкой.

Я — это Мартынова Алёна Николаевна, двадцати пяти лет от роду, светлая шатенка, глаза серо-голубые, Стрелец, характер приблизительно-мягкий, в настоящее время — свободна от всяких обязательств. Ф-фу! Отчиталась! Ах, да. Мозги привыкла использовать по их прямому назначению, как, например, сейчас, то есть, размышляя, куда бы это свою ношу так пристроить, чтобы и мне за это ничего не было (как объяснил один мой знакомый адвокат, статья у нас есть за транспортировку, куплю-продажу и хранение. А за употребление — нет), и чтобы соседские пацаны не нашли. И найдут ведь, как пить дать найдут — вон, две головы из-за плетня торчат. Даже не прячутся паршивцы.

Зайду-ка я подальше — для верности.

Лес у нас большой, почти нетронутый промышленными дровосеками, со светлыми пятнами берёзовых рощиц и ягодных полян, а местами глухой и дремучий, словно лет триста назад, с замшелыми елями и необхватными соснами. И болото есть, и озеро — намного дальше, черника, малина, грибы всё лето и осень. Зверья правда особо и нет, так, выскочит когда-никогда лиса к мусорнику, а для того, чтобы, что покрупнее встретить — это в зоопарк идти надо, или километров на двести совсем уж в глушь отъехать. Там, говорят, можно и лося увидеть. Если очень повезёт. А ещё надёжнее — вообще в Белоруссию съездить. Один из моих однокурсников, белорус, рассказывал: там тебе и зайцы, и лоси, и свинья дикая. Только места знать надо.

Ну, это в Белоруссии, а у нас — лиса, на фоне помойки, и мыши.

Зато, в качестве компенсации несколько однобокого природного разнообразия водятся в наших лесах ролевики.

Начитались Толкиена, насмотрелись фильмов про хоббитов и двинулись дружно на этом деле. А может, и без конопли не обошлось, кто их, загадочных, знает? Понаделали кольчуг из проволоки, алюминиевых мечей, волосы до пояса отпустили, обрядились в сапоги с длинными носами — и носятся друг за дружкой по лесу: Галадриэль — моя, Аэлодрон (может, как-то и по-другому этого товарища в книжке звали, но толкиенисты остановились на этой версии, сама слышала) — забудь. Облюбовали бункер, что ещё со времён Первой Мировой разваливается, натаскали камней, чуть ли не ров c крокодилами вырыли, Минас-Тиритом назвали. Ходили слухи, что особо толкиенувшиеся — те кто побогаче — себе даже уши эльфийские наращивали. Выскочит такой перед пенсионеркой и орёт:

— Ведьма! Волосы рыжие!! Яды в сумке?! Сжечь!!!

А та ему той же сумкой — хлоп по шлему. Мол, совсем распустилась молодёжь! Никакого уважения к ветеранам.

И в больницу, бывало, увозили. В особо тяжких случаях.

А в целом, они безвредные. Живут, как все нормальные люди, работают, только изредка уходя в выдуманный мир. Ну, да каждому своё. Бывают и похуже увлечения. Готы, вон, вообще в вампиров играют, и ничего.

А что? Это идея.

Отнесу-ка я эту растительность туда и закопаю за бункером.

Раз так — то надо будет сойти с утоптанной тропинки и дальше по малиннику. Хорошо одно: погода стоит не очень летняя, дождь-не-дождь, но моросит что-то мелкое и прохладно. Самое то по кустам шастать — не кусается никто и пауки спят, а я их боюсь.

Что, в принципе, неудивительно — за последние пять лет, проведённых в Питере, я совсем отвыкла от прелестей „домика в деревне“. В общежитии только тощие тараканы водились. А как отгремели ГОСы, пришлось возвращаться к корням в двухстах кэмэ, так как снимать комнату где-то в центре не имея постоянной работы — реально только если, простите за вульгарность, сниматься самой.