Сергей Магомет - Человек-пистолет, или Ком

Когда позвонил Валерий, меня так и обожгло ненавистью, но я сдержанно спросил:

— Ну, как голова, старик? Не вспомнил, кто тебе ее расшиб?

— Никто мне ее не расшибал, — вдруг заявил он. — Я вспомнил. Когда в такси меня замутило, шеф остановился, чтобы я вылез проблеваться, но, открыв дверцу, я не удержался — вывалился из машины и — прямо башкой о мостовую… Такая неудача меня постигла…

— Сочувствую, — сказал я.

— А не рвануть ли нам с тобой сегодня на дачу? — предложил Валерий. — А то все суета какая-то, томление духа… Надо бы прочистить каналы. Ты как?..

— Вдвоем? — задумчиво уточнил я.

— Можно с телками.

— Нет, — сказал я. — Вдвоем.

— Согласен, — сказал Валерий. — Я освобожусь в шесть.

— Тогда в семь на вокзале, — сказал я.

Я снова лег в постель — на этот раз с твердым намерением притч к какому-нибудь окончательному решению. Я стал глядеть в потолок.

Еще через час я услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ, и оцепенел, не зная, что предпринять.

Вошли сестры. Лора и Жанка. Они вошли деловито и, как оказалось с заранее разработанным планом. Сначала Лора сделала мне очередную инъекцию. Затем обе критически осмотрели квартиру.

— Ты только посмотри, что творится! — сказала Лора сестре. — Бардак!

— Ужас! — согласилась Жанка.

— Когда-то надо начинать новую жизнь! — сказали мне обе и, закрутив на головах по породистому хвосту и засучив рукава, энергично и дружно принялись за генеральную уборку.

Тут же появились тряпки, ведро, тазы с водой, пылесос. Мгновенно были скатаны ковры и с окна сняты шторы. Я ушел на кухню и устроился курить у открытой форточки.

— Что же ты такой печальный, братик? — шепнула мне Жанка. — Ты теперь должен Лору на руках носить! Вы теперь самая лучшая в мире пара!

«LOVE» смотрело на меня с ее футболки.

— Ну-ка не шептаться! — с напускной строгостью прикрикнула на нас Лора.

В общем, между сестрами было полное взаимопонимание. Они были настоящими подругами.

Когда они выносили на балкон пустые винные бутылки, заполонившие все углы, я быстро оделся и вышел на улицу.

До самого метро я бежал не останавливаясь, а из метро позвонил Сэшеа на работу.

— Дружище! — начал я, задыхаясь после бега. — Тебе, возможно, есть за что на меня дуться, но, прошу тебя, отодвинь на время все свои обиды, потому что сейчас мне, не шутя, нужна твоя помощь…

— Короче, — сказал Сэшеа недовольно.

— Дело очень серьезное…

— Ну, — сказал он нетерпеливо.

— После работы я буду ждать тебя около проходной, — заспешил я. — Хорошо?

— Ну, — как-то заморожено согласился он и бросил трубку. Мне было совсем не до того, чтобы задумываться над его тоном.

С замысловатыми пересадками, перескакиваниями из одного вагона метро в другой, гонками по эскалаторам я добрался до нашего учреждения как раз в тот момент, когда из дверей повалил народ. Я с нетерпением высматривал в потоке служащих Сэшеа. Вот пробежал отец двух детей Сидор; вот проплелась Оленька, понуро глядя себе под ноги; вот проследовали Фюрер и начальник отдела, солидно о чем-то беседуя… Сэшеа все не показывался… Вдруг я увидел, что Сидор торопливо возвращается и машет мне рукой.

— Еще один день жизни накрылся медным тазом! — торопливо проговорил он вместо приветствия. — Совсем вылетело из головы: вот, Сэшеа просил тебе передать!.. — И, сунув мне в руку записку, развернулся и поспешил домой к детям.

— А где он сам? — крикнул я вдогонку.

— Отпросился пораньше… — сообщил Сидор, не останавливаясь. Я в недоумении развернул записку. В записке оказался изображен большой кукиш, а рядом красиво выведено:

«Э, НЕТ! Я НА ПРОВОКАЦИИ ВАШИ ПЛЮЮ!»

«Крендель и есть!» — подумал я.

Теперь я вынужден был рассчитывать только на себя. До намеченной встречи с Валерием на вокзале оставалось два часа. Я поспешно слился с уличной толпой.

Падал снежок. Подмораживало. Ни зима, ни весна. Ни день, ни вечер… В этом неопределенном безвременье я плыл по неизвестным мне улицам, похожим на коридоры — то сужающиеся, то расширяющиеся. Полуоборванные афиши на рекламных щитах трепыхались на ветру как белье на веревках. Фасады домов с чередой разнокалиберных вывесок перелистывались как страницы книги, повествующей о материальности мира, состоящего из мяса и молока, мебели и тканей, рыбы и бакалеи, парфюмерии и посуды, хлеба и вина… И я чувствовал себя частью этого мира, одним из предметов — конечных по своей сути и так или иначе подверженных процессу исчезновения: разрушению, распаду, гниению и тлену… Я двигался по головоломному лабиринту — казалось, без плана и цели, — направляемый случайными обстоятельствами окружающей среды. Само мое движение было странно-фрагментарным: я заносил ногу, чтобы ступить на «зебру» наземного перехода и в следующий момент обнаруживал себя уже на другой стороне улицы. Я оказывался в магазинах, и в толпе покупателей мое ухо отцеживало целый рой случайных фраз, обрывков разговоров, густо облепивших подступы к моему сознанию, но не проникающих в него. Я плыл дальше. Я двигался в пространстве Броуна, потеряв индивидуальность в равноправном множестве таких же частиц… Наконец, в магазине спорттоваров я остановился у прилавка и прислушался к разговору двух неизвестных, обсуждавших зимнюю подводную охоту и рассматривающих предназначенные для этой цели ружья.

— Говорят, увлекательнейшая штука эта зимняя подводная охота, — говорил один.

— Страшно увлекательная, — соглашался другой, — я слышал.

— Может, займемся? Надо ж чем-то заняться…

— Можем заняться. Почему бы не заняться.

— Купим по ружью, маски, гидрокостюмы… Что там еще?

— Под гидрокостюмы надевают тонкое шерстяное белье. — Купим.

— Что еще?

— Капроновый шнур.

— Представь себе: обвязываешься капроновым шнуром и ныряешь в прорубь. Уходишь под лед, в толщу воды, в самую темень…

— С фонариком.

— Надо купить…

— В одной руке ружье, а в другой фонарик.

— Опускаешься на дно, подгребаешь к ближайшей яме и видишь как из нее вылезает эдакая морда.

— Сом!

— У-у, здоровенный сомище!

— А ты в него — бац!

— Загарпунил зверюгу и — тащи наверх!

— Ты его оттуда, а он тебя туда! Борьба! Донный ил клубится! У тебя, может, уже удушье, но ты терпишь, терпишь из последних сил: либо ты его, либо он тебя!

— Здорово!

— Ну, в конце концов выволакиваешь его на лед, а в нем эдак полцентнера живого веса!.. Увлекательнейшая штука!

— Значит, займемся?

— Почему бы не заняться? Надо ж чем-то заняться…

— Ну пошли?

— Пошли…

Неизвестные мечтатели удалились от прилавка и растворились в толпе, а я подозвал продавщицу и попросил показать мне ружье для подводной охоты. Я осмотрел ружье со всех сторон и испробовал, как оно заряжается. Гарпун нужно было вставить в ствол, а затем, упершись гарпуном в пол, налечь всем своим весом на казенную часть, чтобы сжать чрезвычайно тугую пружину до щелчка, означавшего, что гарпун зафиксирован в стволе специальным захватом, снимавшимся нажатием на спусковой крючок. Мое любопытство было не праздным. Было очевидно, что ружье для подводной охоты весьма мощное, наподобие арбалета, оружие и в настоящий момент может мне весьма пригодиться… Отсчитав из отпускных нужную сумму, я заплатил за ружье и вышел из магазина с покупкой. Ружье было упаковано в картонную коробку, а коробка перевязана шпагатом. Однако такая упаковка меня не устраивала. Мне был нужен более простой и надежный в обращении вариант… После недолгого размышления я разыскал магазин канцелярских принадлежностей и приобрел там чертежный тубус. В студенчестве мы часто использовали тубус не по его прямому назначению: например, в нем прекрасно умещались «три с половиной» бутылки пива. Я зашел в подъезд какого-то дома и поднялся на самую верхнюю площадку, где уже не было квартирных дверей, а только квадратный лаз на чердак и узкое оконце на улицу. Здесь я без помех распаковал ружье, отвинтил от него пистолетную ручку, зарядил одним из двух прилагавшихся стальных гарпунов, попробовал, как оно в руке (оказалось, вполне удобно), и в таком виде вложил его в тубус. Туда же я вложил и запасной гарпун. Затем я несколько раз потренировался в извлечении ружья из тубуса. Я без труда достиг того, что приноровился в секунду отбрасывать крышку тубуса и четко выхватывать ружье — так, что указательный палец ложится точно на спусковой крючок.