Луи Бриньон - Обречённые убивать

Из неё наполовину вывались тело. Ноги торчали в машине, а голова лежала снаружи, на земле. Осколки стёкол… валялись вокруг тела. Часть из них была окрашена в красный цвет. Андрей присел на корточки рядом с телом «свидетеля». Он всё ещё дышал. Глядя ему в глаза, Андрей тихо спросил:

— Так ты его убил?

Он приставил пистолет к виску и нажал на курок. Раздался ещё один выстрел. Вокруг гробовое молчание.

Десятки людей из самых разных силовых структур смотрели на Андрея и ждали, что он сделает дальше. Все понимали, что именно он совершил и почему. Андрей выпрямился и, устремив ненавидящий взгляд в сторону группы людей из прокуратуры и управление внутренних дел, негромко, но с непередаваемой яростью, произнёс:

— Придёт день, и вы все поплатитесь за свои преступления и за своё молчание… как поплатился сегодня… я.

Потом Андрей повернулся к Хамзоеву и, вытянув вперёд руки, коротко произнёс:

— Арестуйте меня. Я отнял автомат у сотрудника милиции. Я совершил убийство!

— Я тебе автомат сам отдал, — спокойно ответил Хамзоев, — и зря. Надо было самому стрелять. Меня сколько раз хотели выгнать. Раз чеченец, значит преступник. А Иван меня уважал и всегда поддерживал. Он и мне был братом. Вместе и ответим.

Хамзоев вышел вперёд. Поднял свой автомат, вручил его одному из своих подчинённых, а затем достал из кармана удостоверение и бросил на землю.

Спустя несколько минут обоим надели наручники, посадили в автобус и увезли.

А к гаражам подъезжали всё новые сотрудники правоохранительных органов. Они видели не только следы преступления, но и угрюмые лица. Они не понимали этого странного молчания, которое было не чем иным, как обвинением самом себе.

Какой замечательный лес… а деревья… какие красивые деревья… и какие высокие… верхушки не видно… даже солнце закрывают… и какие странные плоды, неужели ананасы? Нет, эти больше. Похожи на арбузы. Точно, арбузы.

А почему они на ветках висят? Странные арбузы, но какие спелые… надо один сбить. Только чем? Ветку сломать? Жалко… лучше на дерево взобраться. Что это за странный звук? Кукушка? Точно. Она ест мои арбузы.

Надо её прогнать… она так отвратительно кукует…

— Это мои часы! Вставай, утро уже!

Арсентьев с трудом раскрыл отяжелевшие веки. На глаза попались… часы с кукушкой. Они висели рядом с радиоприёмником.

«Где я? Конечно. В этой грязной дыре, которую Жора называет „каютой“». Арсентьев свесил ноги на пол, принимая сидячее положение и по привычке огляделся. Прежде всего в глаза бросался… парящий орёл. Он был изображён на груди Жоры. Обнажённый по пояс Жора даже не заметил скептический взгляд Арсентьева.

Он был занят приготовлением завтрака. Сама «каюта» состояла из двуярусной кровати, маленького стола, двух деревянных табуреток и продольный полки, на которой стояла старенькая электроплита, лежал кусок сала, немного печенья и два гранёных стакана, наполненные красноватой жидкостью. Был ещё маленький сундук, в котором Жора хранил свои скудные продукты. Пока Жора перекладывал «завтрак» с полки на стол, Арсентьев поднялся и в одних трусах направился к трапу. Трап вывел на нос катера. Арсентьев на мгновение остановился и настороженно прислушался. Никаких посторонних звуков. Только щебетание птиц, странное урчание. Хотя это вовсе не урчание. Он опёрся руками о борт и посмотрел вниз. Вода тихо билась о борт катера. Это был всего лишь плеск воды. Вокруг стало совсем светло. Он проспал часов двенадцать, не меньше.

Непростительная ошибка. Нельзя спать так долго в его положение. Оставалось ещё раз поблагодарить Жору за все эти спокойные часы и за… своё спасение. Он запрыгнул на мостик. И по нему прошёл на берег. Затем снова прислушался. Да, нет. Всё спокойно. Как только он снова повернулся к катеру, у него на губах появилась улыбка.

Мало катер стоял в маленьком устье и был скрыт от постороннего взгляда ветвями нависавших деревьев, так ещё вся задняя часть была укрыта сломанными ветками. Был виден лишь ржавый борт и гордая надпись «Посейдон».

— Вот уж, правда, «Посейдон», — пробормотал Арсентьев, входя в воду. Он долго и тщательно умывался, наслаждаясь прохладой воды. Затем просто ухватился двумя руками за борт и, подтянувшись, перебросил тело на палубу. Когда он спустился в каюту, Жора уже потягивал чай. Арсентьев стал быстро одеваться.

— Прикинь, Петро, бобла немерено, а мы тут печенье засохшее рубаем, — он макнул печенье в чай и только потом отправил в рот. В отличие от Арсентьева, он почти не спал. Мысль о деньгах не давала заснуть. Два года мечтал, планировал, и вот… получил. Жизнь — конфетка начнётся. Он покосился на Арсентьева. Тот сел рядом с ним и взял стакан с чаем.

— Летали ночью. Два раза. Вертолёты. Только толку? Я тут всё как следует сделал. Не найдут. Но выходить из укрытия нельзя. Поймают. Без вариантов. Надо пересидеть несколько дней, пока они не угомонятся. Когда перестанут рыскать, тогда и выйдем.

Арсентьев обхватил двумя руками стакан и отхлебнул глоток горячего чая.

— Основная фаза поисков длится не более 48 часов. Если в течение этого времени преступник не найден в предполагаемой зоне поисков, объявляется федеральный розыск и даётся ориентировка во все отделения милиции и отделы ФСБ. В нашем случае это уже сделано. Плюс установка на уничтожение, учитывая серьёзность преступления. Иначе говоря, нас может застрелить любой и без предупреждения.

— Тебя! — поправил Жора с видимым наслаждением. Арсентьев бросил на него сочувствующий взгляд и выразительно ответил:

— Нас, Жора. Поскольку ты со мной, на тебя распространяется негласная директива.

— Что ещё за директива? — с неудовольствием спросил Жора.

— Таких, как я, ищет не милиция, а управление госбезопасности и специальные группы из управления разведки.

Жора побледнел, услышав эти слова. Арсентьев, ни слова не говоря, поставил стакан и поднялся с места. Через минуту перед Жорой легла стопка паспортов.

— Выбирай любой. Бери деньги и уезжай.

Жора взял наугад один из паспортов. Открыв первую страницу, он издал возглас недоумения:

— Это же не моя фотография!

— Заменим. Сделаем так, что никто и не заметит. Не сомневайся. Нужны только кое-какие химикаты.

Арсентьев вернулся за стол и взял стакан с чаем.

— А ты?

Услышав этот вопрос, Арсентьев резко помрачнел и так же резко ответил:

— Я в своей стране. Буду биться до тех пор, пока сам не подохну или их не перебью. Я свой выбор сделал.

— Не глупи, — осторожно посоветовал Жора, — за тебя вон как взялись. Взрыв повесили, ограбление, а потом ещё и убийство группы захвата. Сам слышал по радио. Я бы сам поверил, если б собственными глазами не видел тебя, спящего.