Валериан Скворцов - Шпион по найму

Актеры становились по местам.

Я занял свое. Приник к прицелу. Чико Тургенев, плющивший щеку о приклад, сегодня одел бейсбольную кепку с длинным козырьком. Он правильно рассчитал, что целиться будет против солнца. Сейчас он, как и я, готовил глаз и палец.

Я попросил у Господа прощения за грехи, включая теперь и ещё один, который совершу.

Кажется, водитель автобуса пустился в громкие пререкания с полицейским-мотоциклистом.

Я услышал, как захлопали дверцы «Плимута».

Мы не знали со Шлайном, когда человек Чико из таксофона подаст на номер музейного телефона сигнал, по которому сработает детонатор заряда в туалетной комнате — до осмотра музея или после.

Переносье Чико затенял козырек, под которым я взял в перекрестье ту точку, где полагалось быть горбинке крупного носа.

Грохнул взрыв.

Багряный цветок расцвел в окуляре прицела. Одиннадцатиграммовая пуля из «Галил» снесла Чико полчерепа.

Свой выстрел я практически не слышал. Его заглушил последовавший за ним почти без интервала стрекот штурмовых автоматов, скрежет металла и выпуклое, лопающееся, иначе не скажешь про огонь этих пушек, уханье снайперских крупнокалиберных стволов с крыш. И через пару секунд взрывы гранат — два дробно и отдельно третий.

Я не подал по рации условный сигнал Ефиму Шлайну. Я убил не Чико.

Высунувшись из пролома, я вдавливал и вдавливал кнопку затвора «Яшихи», прочесывая кадрами улицу перед музеем. Ремонтный автобус, сокрушив полицейский мотоцикл, вздыбив квадратный радиатор, продавливал капот «Плимута». Пули снайперов рвали куски металла с крыши автобуса. И рикошетили! Под жестянкой подложили броню. Констебли, разбросав ноги, лежа, прикрывали локтями головы, уткнувшись в брусчатку. Из-под задравшихся курток высовывалось голубое белье.

Гранаты были дымового действия. Серовато-голубую завесу ветер тянул вверх, и она, расплываясь, слепила и глушила снайперский огонь. Стрелять становилось в некого.

Скатившись вниз и выпрыгнув из дверей дома, я пробежал несколько шагов, споткнулся обо что-то, полетел головой вперед, прикрывшись руками, и расшиб оба колена. «Что-то» было либо переодетым полицейским, либо охранником генерала. Недвижное тело в луже крови, вытекавшей из горла. Кровь слегка пахла свинцом — артериальная…

В загустевавшей мгле дымовой завесы я некоторое время ещё видел, как люди в кремовых пальто сноровисто отцепляют от автобуса и разворачивают поперек улицы компрессорную установку. Мне показалось, что вторая группа людей в кремовых пальто запихивает длинный зеленый ящик под брезент в кузов какого-то пикапа.

Голос по-русски, без акцента, прокричал, может быть, и в рацию:

— Груз взят! Отходить всем!

Автобус теперь полыхал.

Вокруг вдруг стало безлюдно. И так тихо, что слабый треск пламени, охватившего автобус, разносило по всему переулку.

Тычась в стены домов, прикрывая рот и нос платком, я разыскал таксофон. Человек, валявшийся под его пластмассовым козырьком, сжимал трубку черными пальцами. Отсеченная ножевым ударом кисть второй его руки с торчащей розовой костью — лежала рядом. Вероятно, это был тот, кому поручалось захватить сигнальщика. Или сам сигнальщик.

Я вытянул липкую от крови трубку, вдавил рычаг, бросил монету, набрал номер представительства «Балтпродинвеста». Сигнал отозвался сразу. Занято. О господи!

Я вдавил в рации кнопку вызова Шлайна. Молчание.

Может, труп Ефима валяется поблизости? Шлайн мог находиться в машине генерала…

Представительство ответило на второй раз. Дежурный обстоятельно объяснил, что ни господина Дубровина, ни госпожи Воиновой «пригласить к аппарату» невозможно, оба отсутствуют. Голос показался знакомым.

— Это, случайно, не Андрей? — спросил я.

— Андрей…

— Андрей, я приходил в ваше дежурство несколько дней назад вечером и спрашивал эксперта по связям с общественностью господина Шлайна. Вы пропустили меня по указанию Дубровина. И я имел с ним беседу. Вспомнили?

— Вспомнил, — помедлив, ответил он. Наверное, включал записывающее устройство и регистрировал показание определителя номера.

— Срочно попросите к телефону любого сотрудника из отдела общественных связей, который будет в состоянии передать мои слова Дубровину или Шлайну так быстро, как только можно. Вы поняли меня?

— Понял. Минуту.

Андрей вовремя включил на другом конце провода музыкальную паузу. Возникший из дымовой завесы констебль схватил меня за шиворот и отшвырнул от телефона.

— Вон! Срочный звонок! — заорал он.

Я оглушил его сзади рукоятью «ЗИГ-Зауэра».

Мелодия из рок-оперы «Иисус Христос суперзвезда» ещё звучала в повисшей на проводе трубке, когда я снова приложил её к уху.

— Воинова слушает.

— Шемякин. Свяжитесь с полицией. Надо перекрывать дорогу на Лохусалу. Вы поняли? На Лохусалу!

— Что это значит? Откуда вы говорите?

— С места похищения генерала Бахметьева. От музея…

— Какого похищения? Вы в своем уме?

— Пожалуйста, делайте, как я говорю!

— Почему вы просите об этом нас… меня?

— Мне не поверят. Кто я такой? А после вашего звонка местные обязаны отреагировать. Это все, что я могу теперь сделать.

Она первой повесила трубку.

Профессионализм Чико был безупречен. Поистине тургеневский стиль. Он подсовывал мне приманку за приманкой, разыгрывал сцены в казино и перед музеем, усадил на крыше шестиэтажки живую куклу и осторожненько, по шажку выманивал меня на линию огня. Я преследовал его как киллера, а он планировал похищение, захват заложника.

Это не просто ошибка. Это — поражение.

Горьковатый сквозняк засасывал дымовую завесу в старый дом. Клочковатую мглу тянуло по лестничным пролетам, выдавливало в оконные проломы и гнало, словно по трубе, вверх, в замутненный квадрат, где когда-то имелась крыша. Прежде чем сделать шаг, приходилось нащупывать ногой очередную ступеньку. Я водил руками перед собой, стараясь припоминать дыры и завалы. Пощипывало глаза. На третьем этаже стало прозрачней.

Мурка металась вокруг котят. Хватала зубами одного, оттаскивала, бежала к другому. Складывала к моим ногам. Ну, что было делать?

Сирены пожарных приближались с восточной стороны.

Я разобрал «Галил» и выбросил части через пролом на задворки. Вытащив пленку из «Яшихи», отправил камеру следом. Треногу, размахнувшись пошире, запустил в пламя над автобусом. Туда же — «ЗИГ-Зауэр». Без пушки я чувствовал себя голым.

Сливая из фляжки водку, запасенную ещё у Йоозеппа в Синди, я тщательно промыл ладони, протер их бумажной салфеткой. Обнюхал: пахнет ли ружейным маслом или пороховой гарью? Из-за напавшего вдруг чиха для перестраховки совершил второе омовение. Осмотрел обшлага рубашки, свитера и дохи.