Мартин Смит - Парк Горького

Генерал принял иронический тон.

— Меня убеждают, что все сводится к чисто любовной истории… — Он вздохнул. — Но лучше я расскажу вам историю о наших национальных интересах. Как вам известно, Аркадий Васильевич, сюда каждый год съезжаются коммерсанты из всех стран мира, чтобы истратить многие миллионы долларов на советскую пушнину. И не на норку — американская норка не хуже, если не лучше. Не на рысь — этих шкур слишком мало. Ну а каракуль в конечном счете всего лишь овчина. Нет, приезжают они в первую очередь ради нашего соболя. Ценится он не на вес золота, а много дороже. Как же, по-вашему, может отнестись правительство к утрате нашей монополии на соболя?

— Так у Осборна же всего шесть соболей, — растерянно произнес Аркадий.

— Вы знаете, Аркадий Васильевич, меня удивляет — и уже не один месяц, — как вы мало знаете! Городской прокурор Москвы, этот Унманн, сотрудник госбезопасности Иванов и другие люди по вашей милости лишились жизни, а вам так мало известно… — Генерал задумчиво провел пальцем по брови. — Шесть соболей? Сотрудник Минвнешторга Мендель помог нам установить, что Осборн при содействии его покойного отца, заместителя министра внешней торговли, пять лет назад уже вывез за границу семь соболей. Из подмосковного зверосовхоза. Отец и сын Мендели считали, что это безопасно — мех у них не самый ценный, — а о том, чтобы передать американцу баргузинских соболей, младший Мендель даже помыслить не мог. Так он утверждал, и я ему верю.

— А что с ним сейчас?

— Покончил с собой. Слабовольный трус. Но как бы то ни было, за пять лет семь соболей, украденных Осборном, дали к этому времени не один приплод. Их у него теперь по меньшей мере семьдесят. А Бородин достал для него шесть баргузинских самцов. Следовательно, через пять лет у Осборна будет минимум двести высококачественных соболей, а через десять уже две тысячи. И исторической монополии нашей страны на лучших соболей придет конец. Кок вам кажется. Ренько. почему вы еще живы?

— А Ирина Асанова жива?

— Да.

Аркадий вдруг понял, что в Шатуру, под крылышко Приблуде, ему возвращаться не придется. А генерал продолжал:

— Вы нам нужны…

— Где она?

— Вы любите путешествовать? Не хотелось бы вам прокатиться в Америку?

Первым впечатлением от Америки были бортовые огни танкеров далеко внизу.

Уэсли, моложавый, лысеющий, с лицом, хранящим выражение неизменной любезности, на протяжении всего полета курил трубку, а на вопросы Аркадия отвечал неопределенным похрюкиваньем. Они вдвоем занимали целый отсек.

— Вы понимаете слово "ответственность”? — вдруг спросил Уэсли по-английски.

— Это значит, что вы окажете мне содействие?

— Это значит, что данную операцию осуществляет ФБР и мы за вас отвечаем.

— Перед кем?

— Я рад, что вы задали этот вопрос. — Уэсли выбил трубку о пепельницу в подлокотнике. — Выдача — дело хлопотное, а мы не хотим новых осложнений, с нас и старых хватает. Вы понимаете слово "осложнение"?

— У нас "осложнение" означает нечто нежелательное, — ответил Аркадий. Самолет начал заходить на посадку.

— Так вот: без одного такого осложнения мы обойдемся. Не вздумайте просить политического убежища. Любой из других пассажиров может попросить, а вам нельзя.

— Но если они не хотят, а я захочу?

— Им можно, а вам нельзя, — повторил Уэсли. — Вопрос о том, кому следует предоставлять политическое убежище, а кому нет, решает наше бюро — ФБР, и в отношении вас уже принято решение. Отрицательное.

— Но я же ничего не просил и не собираюсь, — отрезал Аркадий.

— В таком случае бюро с удовольствием возьмет на себя ответственность за вас.

Проходить таможенный досмотр им не понадобилось: прямо у взлетной полосы их поджидала машина. Они выехали через служебные ворота на скоростное шоссе.

— Мы с вашими обо всем договорились, — сказал УУэсли, располагаясь поудобнее на заднем сиденье рядом с Аркидием.

— Это с кем же?

— С КГБ.

— Но я не из КГБ.

— Вот и они утверждают то же самое.

За окошками мелькали разбитые или старые автомобили, брошенные у обочины. На кузове одного Аркадий успел прочесть надпись: "Свободу Пуэрто-Рико!".

— А, так вы считаете, что я из КГБ, потому что они утверждают обратное?

— Естественно. Но как бы то ни было, мы договорились, что операцией руководит бюро, если только вы не вздумаете просить убежища.

А если бы вы поверили, что я к ним никакого отношения не имею?

— Это значило бы, что все данные о вас верны,

— Какие же?

— Вас обвиняют в убийстве. Вы кого-нибудь убили?

— Да.

— Ну, вот видите! Закон запрещает преступникам въезд в США. Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе ваше положение. Официально вас здесь нет. Жаловаться можете в КГБ.

— А у меня будут такие контакты?

— Я приложу все усилия, чтобы это пдедотвратить.

Они давно уже ехали по улицам Нью-Йорка, и теперь машина остановилась перед гостиницей "Барселона". Уэсли вручил Аркадию ключ с биркой.

— От ее номера, — сказал он. — Везучий вы человек!

В вестибюле с кресла поднялся субъект с темными мешками под глазами, посмотрел на Аркадия, махнул газетой Уэсли, задержавшемуся снаружи у стеклянных дверей, еще раз посмотрел на Аркадия и снова сел.

Аркадий вошел в лифт, нажал на кнопку пятого этажа и прочел вырезанное на панели короткое похабное словечко.

Номер 518 был в конце коридора. У него за спиной при открылась дверь номера 513, но сразу захлопнулась, едва он оглянулся, Аркадий повернул ключ и вошел.

В номере было темно. Ирина сидела на кровати, поджав босые ноги.

— Это я заставила их привезти тебя! Мне грозили, что тебя убьют, и только поэтому они смогли от меня чего-то добиться. Но потом я сказала, что не выйду из номера, пока не увижу тебя!

Она подняла на него глаза, в них стояли слезы. Аркадий прикоснулся кончиками пальцев к ее губам — и вдруг заметил на тумбочке телефон. "Ямской подслушивает! — машинально подумал он. — А, нет, Уэсли".

— Ты так и не сказал им, кто убил Ямского, — шепнула она, когда он с силой выдернул шнур из розетки. — Так и не сказал! Как я могла думать, что ты такой же, как все они! — Она впилась в него поцелуем и, словно обволакивая его всего, сказала: — Ну, вот и ты!

— Вот и мы! — ответил Аркадий. — Живые!

Уэсли и трое других агентов ФБР приносят в номер завтрак — кофе и пончики. Рэй, мексиканец по происхождению, сообщает, что к ним от нью-йоркской полиции "приставлен лейтенант Кервилл". Джордж — тот, с темными мешками под глазами, — добавляет, что Кервилл — чокнутый, а Уэсли замечает, что цель Кервилла — спасти "Красный отряд", и в ответ на вопрос Аркадия объясняет следующее: "Название этого отдела нью-йоркской полиции меняется каждые десять лет: то "бюро по радикализму", то "отдел общественной информации", то еще как-нибудь. Сейчас он именуется "Следственный отдел по вопросам безопасности", хотя по сути как был "Красным отрядом", так и остается. Кервилл там возглавляет русскую секцию, а вы у нас — красный.