Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс

– Поступим следующим образом, генерал… Во-первых, мне нужны доказательства. Не предположения, Кандауров, а веские доказательства, что к исчезновению наших офицеров причастна госбезопасность. Во-вторых, я должен точно знать, что за комбинацию разыгрывают Органы и какое отношение она имеет к нам, министерству обороны. Третье. Займитесь Фоминым, разгадка этой личности может послужить ключом к решению всей проблемы. Мобилизуйте всех своих людей, если понадобится, снимите необходимое количество оперативников из зарубежных резидентур. Но слишком не увлекайтесь, мы не можем ослабить внешнюю разведку.

Кандауров кивнул и маршал продолжил дальше:

– Из числа наиболее опытных людей создайте две группы, одна пусть вылетит в Афганистан и займется расследованием обстоятельств исчезновения Ермакова, вторую нацельте на Фомина. Обкладывайте его осторожно, за ним стоят большие силы. Людям будете сообщать лишь тот минимум информации, который позволит им выполнить свое конкретное задание. Меньше будут знать, дольше проживут. Я допускаю, что КГБ попытается каким-то образом блокировать ваши действия…

– Да, в средствах они особо стесняться не будут, – подал реплику Кандауров.

– Проинструктируйте людей соответствующим образом, – жестко сказал маршал. – На войне как на войне.

На лице министра появилась недобрая улыбка.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы собрать нужную информацию?

– Трудно сказать, – задумался генерал. – Все зависит от степени противодействия со стороны Органов. Минимум десять суток.

Маршал вспомнил последний бюллетень о состоянии здоровья Генсека и покачал головой.

– Кандауров, у нас нет десяти дней! Пять и ни днем больше!

Генерал хотел возразить, но наткнулся на тяжелый взгляд министра.

– Пять суток, Кандауров! И пусть твои люди работают спокойно. Об остальном позабочусь я.

Когда Кандауров попрощался и вышел, министр обороны подошел к окну и устремил неподвижный взгляд сквозь густеющие вечерние сумерки в сторону, где находилась площадь Дзержинского.

– Говнюк ты, Чернов! Решил войну со мной затеять? А ты знаешь, что такое гореть в танке? Ты под пулями стоял? Ты на кого руку поднял, подлец? Ничего, я тебе ноги-то из задницы повыдергаю!

Серая «волга» с заляпанными грязью номерами держала путь на юго-восток. Позади остались Рязанский и Волгоградский проспекты, слева промелькнули окраинные Выхино и Жулебино, справа заснеженные верхушки деревьев Кузьминского лесопарка. Машина вымахнула на эстакаду, оставляя под собой Кольцевую дорогу, и соскользнула на гладкое бетонное полотно Новорязанского шоссе. На двенадцатом километре водитель повернул направо, проехал по грунтовке вдоль берега замерзшего ручья и углубился в лес. Вскоре дорога уперлась в металлические ворота, вмурованные в высокую бетонную стену. Мужчина чуть притормозил, дожидаясь, пока разойдутся в стороны массивные створки, и въехал на территорию объекта. Он уверенно направил машину к единственному строению, смахивающему на небольшой ангар. Двери ангара были распахнуты настежь.

Мягко зашипел гидравлический насос, опуская платформу с автомобилем. Под землей оказался довольно вместительный гараж, в отдельных боксах стояли два «рафика» и три легковушки, в том числе и бежевая «волга» с шашечками такси. Водитель съехал с платформы, и она вернулась в исходное состояние, отрезая путь наверх.

Посетителя уже ждали двое плечистых мужчин. Один взял у водителя ключи, скользнув внимательным взглядом по его фигуре, другой почтительно, но без особого подобострастия, кивнул гостю и предложил следовать за ним.

– Сукин сын! – пробормотал гость. – Даже мне не доверяет.

Они вошли в лифт, но спуск был недолгим. Коридор, в котором они оказались, уперся в стену, и сопровождающий нажал потайную кнопку. Стена разделилась на две половины, и он кивнул гостю:

– Прошу, вас ждут.

Помещение, в котором он оказался, было достаточно просторным, а окружающий интерьер создавал чувство комфорта. Стол сервирован на двоих, стулья с высокими резными спинками. В углу камин, в котором весело потрескивают березовые поленья. У камина стоит высокий человек. Все его внимание, казалось, поглощено причудливой игрой языков пламени.

– Здравствуй, Авадон, – глухо произнес гость. По всему было видно, что в этой комнате он был не первый раз.

Человек у камина прислонил к стене бронзовые щипцы, неторопливо вытер белоснежным платком руки и медленно развернулся. Его серые стального оттенка глаза холодно посмотрели на посетителя, но губы сложились в приветливую улыбку.

– Здравия желаю, товарищ генерал.

– Не называй меня генералом, – буркнул гость, оглядываясь, куда бы повесить пальто.

– Шкаф у вас за спиной. И не называйте меня Авадоном. Авадона больше нет. Он умер. Это случилось два года назад, если вы забыли.

Гость разделся и хотя на нем был штатский костюм, выправка и манера разговаривать выдавали в нем человека, имеющего за плечами немалый опыт военной службы. Павел Семенович Ремезов начинал свою службу в сорок шестом году, в конвойных войсках. Прошел суровую школу НКВД, затем учеба на юрфаке и направление в Органы. Карьера его складывалась временами нелегко, но в середине шестидесятых он провернул несколько удачных операций на ниве борьбы с диссидентами и правозащитниками, его заметили в Москве и предложили работу в центральном аппарате КГБ. Свой шанс он не упустил и в восемьдесят третьем возглавил одно из самых мощных управлений – Второй главк КГБ. В аппарате поговаривали, что генерал-полковник Ремезов по своим потенциальным возможностям и влиянию мало чем уступает самому Чернову. А кое в чем и превосходит хозяина Лубянки. Например, в вероломстве.

– Мог бы и сам меня встретить, – недовольным тоном произнес Ремезов, напустив на себя обиженный вид. Он скользнул взглядом по обстановке, оценил убранство стола, а также количество и качество напитков и закусок.

– Неплохо ты здесь устроился.

– Вашими молитвами. Прошу за стол.

У человека, которого Ремезов назвал Авадоном, было много имен и несколько прожитых жизней. Настоящее его имя было – Константин Заровский. До сентября 1980 года Заровский числился среди кадрового состава ПГУ, но к самой внешней разведке имел лишь косвенное отношение. Он был ликвидатором, и в его послужном списке числились три удачно проведенные акции.

В семьдесят восьмом году руководство КГБ пошло навстречу настоятельной просьбе палестинских друзей и выдало «добро» на проведение довольно рискованной операции, роль исполнителя в которой отводилась Заровскому. Один из лидеров ООП пошел на прямое предательство, разорвал отношения со своими прежними товарищами и от имени какой-то мифической палестинской организации провел серию сепаратных переговоров с израильтянами. Этот человек был достаточно популярной личностью среди арабов, поэтому его следовало нейтрализовать как можно скорее. Самим палестинцам эта задача оказалась не по зубам. Их бывший соратник скрывался на военной базе неподалеку от Парижа, его тщательно охраняли спецслужбы Франции и Израиля. Никто так и не узнал, как Заровскому удалось добиться цели, но факт остается фактом – палестинца нашли повешенным в собственной комнате. Акция была проведена блестяще. Официальная версия гласила – самоубийство, но подозрение пало на офицеров Массада, которые таким образом решили избавиться от человека, не умеющего держать собственное слово. Еще две его ликвидации были связаны с Польшей, с событиями, имевшими место там в восьмидесятом году. В мятежной Польше вспыхнуло восстание, возглавляемое профсоюзом «Солидарность». В страну поступали огромные денежные суммы с Запада, полиграфическое оборудование и системы связи, в средствах массовой информации западного мира ширилась пропагандистская компания в поддержку восставших. С востока над Польшей нависли Вооруженные силы СССР, концентрировавшиеся на границе для «проведения широкомасштабных военных маневров». Именно в этот критический момент на сцену был выпущен Заровский, и во многом благодаря его усилиям чаша весов склонилась в сторону Кремля, а Польша получила на несколько ближайших лет военный режим. Двумя точными выстрелами Заровский решил проблему нейтрализации поставок с Запада. Ключевыми фигурами, своего рода посредниками между Западом и «Солидарностью», являлись два польских эмигранта. Один из них проживал в Лондоне, второй в Германии, во Франкфурте-на-Майне. Оба были убиты с разницей в три дня, и налаженная схема поставок была на некоторое время парализована. Это сократило сроки, в которые удалось сломить сопротивление «Солидарности» и привести к власти в Польше военных.