Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс

Якимов почувствовал, как в груди у него поднимается мутная волна раздражения. В такие моменты он готов был нагрубить Сергееву, в душе называя его жалким слюнтяем. Судьба подарила ему такой шанс, да что там ему, всей стране, а он слюни развесил да к тому же и труса празднует. Якимов отдавал себе отчет, что Сергеев не слишком подходит на ту роль, которую ему предстоит сыграть в истории страны и всего человечества. По сути, он не политик, не государственный деятель, а имитатор, артист, который играет роль вождя. Надо отдать должное, он превосходный имитатор, у него несомненный артистический талант, но изображать вождя – это одно, а действовать как настоящий лидер, совсем другое. Сергеев тот самый король, которого играет окружение. Сам он – пустое место, ничтожество. Он отличается от Лычева только тем, что своевременно учуял конъюнктуру, этого качества у него не отнять, и успел привести свой фразеологический словарь в соответствие с велением времени.

Сергеев насупился и шел впереди с заложенными за спину руками. Подморозило. Тихо падал снег, поскрипывая под ногами. Якимов чертыхнулся про себя и догнал Сергеева.

– Ну ладно, – буркнул он. – Я погорячился. В твоих словах, конечно, есть резон, но про народ ты загнул. Нельзя так, понимаешь? Надо хоть во что-то верить, иначе какой смысл во всем этом? Ради чего тогда мы затеваем такое большое дело? Должны быть какие-то святые вещи…

Он помолчал немного и примирительно добавил:

– Это все нервы. Скоро все утрясется. Нужно контролировать ситуацию, действовать осторожно и взвешенно. Но медлить тоже нельзя, время поджимает. Скоро все развалится к чертовой матери.

– Вот ты говоришь, контролировать ситуацию, – повернул к нему лицо Сергеев. – А ведь то, что мы собираемся сделать…

Сергеев пощелкал пальцами, подбирая нужное выражение.

– Одним словом, это поворот. Вот мы повернем с тобой страну, и что дальше? Дорога только одна будет, учти. Захочешь вернуться, а той развилки, где мы свернули, уже нет. Понимаешь меня?

– Не знаю, – протяжно вздохнул Якимов. – Объясни, ради Бога, что ты вкладываешь в понятие «поворот»? Мы же договаривались, что на этот раз обойдемся без революций. Или я что-то неправильно понял?

– Ну хорошо, попытаюсь объяснить.

Сергеев подошел к лавочке, стряхнул с нее перчаткой снег, но передумал и садиться не стал. Заметно было, что он нервничает, да что там говорить, едва держит себя в руках.

– Возьмем события двухсотлетней давности…

– А почему бы не начать с Адама и Евы, – с иронией сказал Якимов.

– Нет, ты погоди, – отмахнулся Сергеев. – Буржуазная революция во Франции. Идеи свободы, равенства и братства выродились в кровавый террор. Король казнен, монархия пала, церковь низведена до роли шута. Чем все закончилось, тебе хорошо известно: чудовищем по имени Наполеон и кровавой всеевропейской бойней.

– Ну и что? – пожал плечами Якимов. – Какое отношение имеют эти события к нам?

– А ты не торопись, – сухо сказал Сергеев. Он стащил перчатку и загнул палец. – Это первый крутой поворот, если говорить о современной истории. Появилось что-то новое, не так ли? Королей и раньше убивали, и монархии исчезали бесследно, но чтобы вот так, как во Франции… Да, после этого человечество уже стало другим. Первый поворот оно уже прошло, и возврата назад уже нет.

Что у нас дальше? Первая мировая война, – Сергеев загнул еще один палец. – Революция в России. Поражение Германии и приход к власти нацистов. В огне социальных катаклизмов рождены новые чудовища.

Он посмотрел тяжелым взглядом на Якимова и раздельно произнес:

– Сталин и Гитлер. И мы знаем, какую цену пришлось всем нам заплатить. Человечество прошло второй поворот, и какое-то время его путь был жестоко детерминирован этими кровавыми событиями. Дорожка привела нас прямо ко второй мировой войне.

Он загнул палец.

– Еще один, третий по счету, поворот. Мир изменился, но, как и в двух предыдущих случаях, его дальнейшее развитие, или, другими словами, магистральный путь, жестко обусловлен итогами войны. Вот уже сорок лет длится противостояние сторон, и все это на фоне ядерного безумия. Сорок лет мы маршируем по этой дороге, и нам кажется, что такой порядок вещей существовал всегда. Теперь ты понимаешь, что я вкладываю в слово «поворот»?

– А почему бы нам не повернуть еще раз? – с иронией посмотрел на него Якимов. – Договориться о сокращении вооружений, покончить с холодной войной и, пользуясь твоей же лексикой, выйти на новый магистральный путь развития? Заметь, это не утопия, а реальные, вполне осуществимые вещи. Я уже как-то говорил, что ты можешь прославить свое имя, стать одной из самых значительных личностей за всю историю человечества. Перед тобой открыты уникальные возможности, а ты все никак не можешь решиться… Извини, но иногда я совершенно перестаю тебя понимать.

– Нет, это ты ничего не понял, – сердито возразил Сергеев. – Очень жаль, ведь ты гораздо умнее других. И если бы не твое предубеждение к Андропову, ты мог бы и сам разглядеть опасность, с которой нам предстоит столкнуться. Весьма прискорбно, но факт – ты эту опасность либо не замечаешь, либо попросту игнорируешь ее наличие.

– Объяснись, – отрывисто бросил Якимов. – Только постарайся на этот раз обойтись без твоих путаных исторических реминисценций.

Сергеев мрачно посмотрел на него и загнул очередной палец.

– Четвертый поворот. Вот что нам уготовила судьба, понимаешь? Ты сам только что сказал, давай повернем! Я не против, но почему бы нам не рассмотреть возможные последствия такого поворота?

Он разжал кулак и надел перчатку.

– За два прошедших столетия я насчитал три глобальных кризиса. И каждый раз локальные, казалось бы, события во Франции, России и Германии становились причиной необратимых изменений, затронувших всю, я повторяю, всю цивилизацию. Обрати внимание, в каждом из этих случаев все начиналось с красивых звучных слов и благих намерений. Но благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Просматривается и одна общая закономерность: крупные социальные потрясения приводят к хаосу, пусть даже временному, а в результате на свет рождаются чудовища…

– Какое отношение это имеет к нам? – сухо спросил Якимов.

– Самое прямое. Мы собираемся реформировать огромную страну, населенную сотней племен и народов. Мы мечтаем о свободе слова, многопартийности и плюрализме, собственности. А теперь посмотри внимательно. Кто окружает нас…

Сергеев показал рукой в темную ночь.

– Через одного – либо мошенник, либо вор, в лучшем случае, карьерист, думающий только о себе. А наверху всей этой дерьмовой пирамиды Лычев и его друзья. Да, совсем забыл. Про наш родной советский народ забыл…