Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс

– Товарищ полковник, что происходит? Тут люди позвонили, говорят, возле кладбища какая-то банда собралась…

Он покрутил головой и с недоумением посмотрел на Савельева.

– Ничего не понимаю… А я уже помощь вызвал. Сейчас сюда машины со всей Москвы едут!

Вельяминов едва заметно улыбнулся и спросил у Вепринцева:

– Так это не ваш человек, полковник?

Тот покачал головой, едва сдерживая улыбку. Они еще несколько секунд обменивались многозначительными взглядами, пока, наконец, одновременно не расхохотались. Вооруженные люди, мгновение назад готовые изрешетить друг друга, убрали пальцы со спусковых крючков и присоединились к своим начальникам. Один лишь капитан продолжал ошеломленно крутить головой во все стороны.

– Ничего не понимаю! Что здесь происходит? Могу я чем-то помочь?

– Можешь, капитан, можешь, – сквозь смех сказал Савельев. – Собери всех этих парней и дуй впереди с мигалкой аж до площади Дзержинского!

– Хорошая идея пришла тебе в голову, Иваныч, – с одобрением заметил Савельев, когда они выехали на Волгоградский проспект. – А то хрен знает, чем бы все это закончилось. Вот за что я тебя люблю, Иваныч, так это за то, что у тебя котелок прилично варит!

– Какая идея? – с недоумением посмотрел на него Вельяминов.

– Эй, хватит прибедняться! Я о капитане говорю.

– О капитане? – повторил вопрос Вельяминов. Он почесал затылок и растянул губы в улыбке. – Так капитан-то настоящий, милицейский! А ты что, не понял?

Они посмотрели друг на друга и не смогли сдержать очередной приступ смеха. А навстречу им по проспекту мчалась кавалькада милицейских машин с включенными сиренами.

– У старого Кейнса совсем крыша поехала, – неодобрительно сказал Томас Моутли своему напарнику Барри Сандерсу, помощнику пресс-атташе при посольстве США в Москве. – Это же надо придумать, нагнать сюда столько народа! Я не удивлюсь, если русские завтра прикроют лавочку, а всем нам дадут хорошего пинка под зад.

– Ты не прав, Том, – флегматично заметил Сандерс. – Это у русских крыша поехала. Обрати внимание, второй день за нами нет слежки. А еще неделю назад, вспомни, у нас на хвосте три машины висели.

Его челюсти методично пережевывали резинку, а глаза цепко следили за дорогой. Он сидел за рулем одной из посольских машин. Сотрудники ЦРУ Моутли и Сандерс работали в Москве под дипломатическим прикрытием. Они возглавляли одно из четырех звеньев, сформированных московской резидентурой по приказу Кейнса и Макмиллана. В каждое такое звено входило от полутора до двух десятков отборных специалистов из ЦРУ и АНБ. Макмиллан выполнил приказ директора ЦРУ, хотя на вопрос, как ему это удалось, он вряд ли смог дать вразумительный ответ. Как бы то ни было, но операция, спланированная в Лэнгли усилиями Джексона, Макмиллана и самого Кейнса, перешла в решающую фазу. Все люди были соответствующим образом проинструктированы, каждый знал свое место и обязанности. Звено Моутли было ударным, сам он называл его «бригадой быстрого реагирования». Сегодня они получили задание осуществить закладку двух контейнеров. Первый из них уже был заложен в районе Павелецкого вокзала, теперь предстояло завершить дело. Моутли и его коллега в этой процедуре участия не принимали, они осуществляли контроль за ходом операции.

– Все о'кей! – бросил, наконец, Сандерс, заметив одну из своих машин. Он ответно мигнул фарами и направил машину на мост через Москву-реку, в сторону Филей. Поблизости от церкви Сандерс развернулся и поехал обратно, на Красную Пресню. Проезжая мимо места закладки, они внимательно осмотрелись, но ничего подозрительного не заметили. Моутли нажал одну из кнопок на панели, заработал излучатель, и через три секунды водители всех машин, участвовавших в операции, получили сигнал отбоя.

– Уходим.

Сандерс молча кивнул, продолжая ритмично двигать челюстями. Моутли посмотрел на пустынные улицы ночного города и покачал головой.

– Что происходит, Барри? Мы всю ночь шныряем по городу, а я еще ни одного милиционера не видел! Похоже, что Москва становится удобным городом для нашей работы.

Моутли был не совсем прав, считая, что за ними в эту ночь никто не следил. Но водители трех машин – таксомотора, «рафика» с надписью по бортам «Техпомощь» и серой «волги» – работали настолько четко и слаженно, что опытные асы из ЦРУ так и не обнаружили наблюдения. В иных условиях это могло бы закончиться крупными неприятностями, но в планы наблюдателей это не входило. Через час один из контейнеров был доставлен по назначению, а второй… Второй так и остался невостребованным, и через пять суток, максимальный срок, сотрудники ЦРУ вернули его в посольство.

В кабинете министра обороны щелкнул динамик селектора, и голос помощника произнес:

– Товарищ маршал, на линии председатель КГБ. Просит вас к телефону. Соединить?

Маршал тяжело поднялся с дивана, где прилег вздремнуть, и нажал на кнопку селектора.

– Пошлите его на три буквы!

Он разгладил ладонями лицо и опять нажал на кнопку.

– Добро, переключите линию на мой телефон.

Он несколько секунд стоял молча, пока в трубке не прозвучал бесцветный голос Чернова.

– Николай Андреевич, что же это у нас происходит? Ваши люди перешли все границы дозволенного! Похищают сотрудников КГБ, слежку за ними установили. И почему ГРУ занимается не тем, чем положено? Да еще офицера нашего убили. Почему вы молчите? Вам нечего сказать?

– Ну, ну… – с угрозой произнес министр. – Продолжайте, я слушаю вас.

– Я вынужден буду поставить вопрос на Политбюро, – сухо сказал Чернов. – Думаю, у вас будут большие неприятности. Но мне не хотелось бы идти на крайние меры. Мы можем встретиться, все обговорить и покончить с этим недоразумением… Послушайте, маршал, зачем нам эти лишние хлопоты?

– Нет, это ты послушай, Чернов! – яростно перебил его министр. – Кто первым начал войну? Ты, Чернов! Это ты похищал и убивал моих людей! Что, привыкли над беззащитными людьми измываться?! А теперь получил по роже и сразу в кусты?

– Николай Андреевич…

– Что, «Николай Андреевич»?! – маршала душил гнев, и он уже не выбирал выражений. – … твою мать, Чернов! Надо было раньше головой думать, а не своей жирной задницей! Запомни раз и навсегда, если я еще раз увижу твою битую рожу… Если ты опять залезешь в армейские дела, я выкачу танки на прямую наводку и раздолбаю твою поганую контору к чертовой матери! И если у тебя осталась капля совести, лучше возьми пистолет и застрелись!

Лычев вернулся со Смоленской площади в полупарализованном состоянии. Он до сих пор помнил, как у него едва не подкосились ноги, когда он прочитал личное послание президента США. А стоило ему узнать, что незадолго до него подобные письма прочли Сергеев и министр иностранных дел, он чуть не потерял дар речи. Он с большим трудом справился с приступом паники и дал понять американскому послу, что считает это послание гнусной клеветой на весь советский народ, и безнаказанным такое деяние не останется. Посол не слишком огорчился и, перекинувшись несколькими фразами с министром, уехал к себе в посольство. Министр комментировать письмо не стал, а Сергеев наотрез отказался обсуждать сложившуюся ситуацию: в их распоряжении имеется сорок восемь часов, и разбор полетов можно устроить на следующий день. Но взгляд Сергеева ему запомнился на всю жизнь. Так глядят на человека, которого смертельно ненавидят.