Грэм Грин - Доверенное лицо

— Сколько они вам тут платят? — спросил Д.

— Два шиллинга в час.

— Не густо.

— К счастью, я живу не на эти деньги, — сказал К.

Но по его костюму и усталым бегающим глазам трудно было предположить, что другой источник приносит ему больше средств к существованию. Глядя на свои пальцы с ногтями, обгрызенными до мяса, К. сказал:

— Надеюсь, у вас все согласовано?

Один ноготь ему не понравился, и он принялся обгрызать его дальше, чтобы сравнять с другими.

— Да, все в порядке.

— Нужные вам люди в городе?

— Да.

Он явно выуживал информацию, но попытки его были вопиюще беспомощны. Пожалуй, учитывая его зарплату, начальство правильно делает, не доверяя К.

— Я должен послать рапорт, — сказал К. — Я сообщу, что вы добрались благополучно, а за задержку отчитались.

Ну, не позор, когда твои действия контролируют такие ничтожества, как этот мистер К…

— Как скоро вы завершите свои дела?

— Через несколько дней.

— Я так понимаю, что вы должны покинуть Лондон в понедельник вечером?

— Да.

— Если вас что-нибудь задержит, дайте мне знать. Если ничего не случится, вы обязаны отбыть поездом не позднее 11.30.

— Понимаю.

— Ну, хорошо, — сказал К. устало, — вы не можете отсюда уйти раньше десяти часов. Давайте лучше продолжим урок. — Он встал рядом с картинкой на стене, маленький, худосочный, видно, редко евший досыта. Что заставило их остановить свой выбор на этом человеке? Неужто внешность обманчива и под невзрачной личиной таится живая и страстная преданность идеям его партии?

— Ун фамиль трэй жентильбоно, — сказал он и, указывая на кусок мяса, добавил: — Вици эль карнор.

Время тянулось медленно. Однажды Д. показалось, что в коридоре, мягко ступая в туфлях на резиновой подошве, прошел д-р Беллоуз. И в центре интернационализма — дефицит доверия…

В приемной он записался на следующий урок — на понедельник и уплатил за курс занятий. Пожилая дама поинтересовалась:

— Поначалу, наверное, чуточку трудновато, да?

— О, мне кажется, у меня пойдет.

— Я очень рада. Хочу вам сообщить, что для успевающих студентов доктор Беллоуз устраивает небольшие вечера. Это исключительно интересно. В субботу вечером, в восемь. Вы получите возможность встретиться и обменяться идеями со студентами из всех стран — испанцами, немцами, сиамцами. За это доктор Беллоуз денег не берет — достаточно заплатить только за кофе и пирожные.

— Уверен, что пирожные прекрасные, — сказал Д., учтиво откланиваясь.

Он вышел на Оксфорд-стрит. Теперь он не торопился. До визита к лорду Бендичу других дел у него не было. Он пошел пешком, наслаждаясь нереальностью окружающего — никаких руин, витрины полны товаров, дамы идут к «Буссару» выпить чашечку кофе. Похоже на один из его снов о мирной жизни. Он остановился перед витриной книжной лавки и стал разглядывать новые книги — надо же, у людей есть время читать книжки. Одна называлась: «Фрейлина двора короля Эдуарда». Фотография на суперобложке запечатлела полную даму в белом шелковом платье и шляпе со страусовыми перьями. Невероятно! Рядом лежала другая книга — «Дни сафари». На обложке джентльмен в пробковом шлеме позировал, поставив ногу на мертвую львицу. «Что за страна!» — еще раз подумал он с теплотой. Он пошел дальше. Нельзя было не заметить, как хорошо одеты здесь люди. Светило бледное зимнее солнце, ярко-красные автобусы стояли неподвижно по всей Оксфорд-стрит — образовалась пробка. Какая отличная мишень для авиации противника! Именно в это время дня они и налетали. Но в небе было пусто или почти пусто — один поблескивающий самолетик кувыркался в бледной ясной вышине, таща за собой через пушистые облака рекламу: «Обогревайтесь каминами Ово!» Он дошел до Блумсбери. Ему подумалось, что утро прошло вполне спокойно. Мирный, поглощенный своими делами город словно нашел противоядие против его заразы. Площадь с голыми деревьями была безлюдна, если не считать двух индийских студентов, сравнивающих свои конспекты под рекламой «Русских бань». Он вошел в гостиницу.

В вестибюле за барьером сидела женщина, по-видимому, управляющая — темноволосая толстуха с прыщиками вокруг рта. Она скользнула по нему проницательным оценивающим взглядом и закричала резким неприятным голосом:

— Эльза! Эльза! Куда ты запропастилась?

— Ничего, — сказал он, — я найду ее по дороге в номер.

— Ключу положено быть здесь на крючке, — сказала женщина.

— Спасибо, не беспокойтесь.

Эльза подметала коридор возле его комнаты.

— Никто к вам не заходил, — сказала она.

— Спасибо. Ты хороший сторож.

Но едва войдя в номер, он понял, что она сказала неправду. На всякий случай он оставил бумажник на столе строго в определенном положении по отношению к другим точкам комнаты. Бумажник был сдвинут. Возможно, Эльза вытирала пыль со стола. Он расстегнул молнию — ничего важного в нем не было, но все бумаги лежали уже в ином порядке. Он позвал спокойно, без крика:

— Эльза!

Глядя, как она входит, маленькая, угловатая, с выражением преданности, которое держалось на ее мордашке так же неуклюже, как фартук на ее фигурке, он подумал: есть ли на свете хоть одно неподкупное существо? Неужели и его самого можно подкупить, но чем?

— А ведь кто-то здесь побывал, — сказал он.

— Только я и…

— И кто?

— Хозяйка, сэр. Я думала, что против нее вы возражать не станете.

Он почувствовал удивительное облегчение от того, что честность все-таки еще кое у кого сохранилась.

— Конечно, ей ты не могла запретить.

— Я уж и так и этак старалась. А она сказала: «Ты боишься, что я увижу, как ты плохо убираешь в номерах». Я сказала, что вы велели никого не пускать. А она говорит: «Давай ключ». А я говорю: «Мистер Д. дал мне ключ в руки и велел, чтоб в номер ни одна душа не заходила». Тогда она вырвала у меня ключ. Я не хотела, чтобы она входила, а потом подумала: «Ну и что, вреда-то никакого не будет». И как вы только догадались? Простите, сэр. Мне не надо было впускать ее в номер.

Девочка заплакала.

— Она здорово на тебя рассердилась? — спросил он мягко.

— Грозилась уволить, — торопливо рассказывала девочка. — Ну и пусть, это неважно. Здесь хуже рабства — только уборка, да уборка. Можно и побольше заработать, я не собираюсь всю жизнь в служанках ходить.

Я все еще ношу с собой заразу, — подумал он. — Вот пришел сюда и сломал бог знает чьи еще жизни.

— Я поговорю с хозяйкой.

— Нет, я тут все равно не останусь, тем более после того, что случилось… — И словно признаваясь в собственном преступлении, пояснила: — Она меня ударила по лицу.

— Что же ты будешь делать?

Ее невинность и одновременно знание прозы жизни ужаснули его.

— Сюда одна девушка постоянно ходила, а теперь у нее есть своя квартира. Она всегда говорит, что я могу перейти к ней в горничные. С мужчинами-то я, конечно, никаких дел иметь не буду, только дверь им отворять.