Грэм Грин - Доверенное лицо

Знакомый голос произнес:

— Это Плимут.

Он не обернулся, не зная, что сказать. Он боялся. Сердце обмерло, как у мальчишки. Он сказал:

— А мистер Форбс…

— О, Фурт, — сказала она, — Фурт отказался от меня.

Так вот откуда слезы на Уэстерн-авеню и полный ненависти взгляд на холме у Саут-Крола.

— Он сентиментален, — сказала она, — и предпочел красивый жест. Бедный старый Фурт.

Одной фразой она покончила с ним — он отдалялся от них в соленую и рокочущую темноту со скоростью десяти узлов.

Д. сказал:

— Я старик.

— Если для меня это ничего не значит, — сказала она, — какая разница — кто ты. Ты живой, это главное для меня. Я знаю, ты умеешь хранить верность, но я уже тебе говорила, что не умею любить мертвеца и не буду.

Он быстро взглянул на нее. От брызг ее волосы висели мокрыми прядями. Она выглядела старше, чем прежде — старше и проще. Как будто хотела убедить его, что ее красота и блеск молодости отнюдь для них не самое главное. Она сказала:

— Когда ты умрешь, она снова получит тебя. Тогда уж я не смогу с ней соперничать. А когда-нибудь придет время, и мы все умрем.

Последний огонек потерялся за кормой. Впереди был лишь плеск волн, долгий путь и темнота. Она сказала:

— Ты умрешь очень скоро, и нечего говорить мне об этом — я и сама знаю, но пока…

Над романом «Доверенное лицо» Грин работал в преддверии второй мировой войны, в тревожной атмосфере Мюнхенского соглашения, развязавшего руки Гитлеру. По признанию писателя, само обращение к роману было в известной степени вызвано беспокойством за семью, поскольку Грин, вступивший в «Офицерский боевой резерв», — «загадочную организацию», которая «вербовала представителей свободных профессий, журналистов, банковских служащих и Бог знает кого еще», — при объявлении военных действий должен был отправиться в армию.

Тогда, в 1938 г., после возвращения из Мексики писатель обратился к созданию одного из программных для него произведений — «Сила и слава». Книга продвигалась медленно и, по мнению автора, не сулила ему финансового успеха. Вот почему, стремясь обеспечить жену и детей на случай своей мобилизации, Грин решил поскорее написать роман с напряженным сюжетом, который бы привлек внимание публики. Чтобы сосредоточиться только на творчестве, он снимает студию в районе Мекленбург-сквер, в так называемом доме королевы Анны. Режим работы у Грина был жесточайший. Вместо обычной нормы — пятьсот слов в день, он пишет две тысячи, с утра обращаясь к «Доверенному лицу», а после к «Силе и славе», и приходит домой в пять часов пополудни, совершенно измученный. В итоге роман «Доверенное лицо» был завершен в рекордно короткий срок — через шесть недель! Опубликован он был в 1939 г. сразу в двух, как это уже сложилось для Грина, издательствах: английском — «Хайнеманн» и американском — «Вайкинг Пресс».

Жанр, к которому обращается писатель, обозначаемый как entertainment («развлекательное чтение»), был уже опробован им в 1932 г. в «Стамбульском экспрессе» и в 1936 г. в «Наемном убийце». Поначалу и «Брайтонский леденец» имел в подзаголовке такое же жанровое определение, но потом был причислен к группе «серьезных романов», что еще раз свидетельствует об известной зыбкости границ между этими жанровыми разновидностями (о чем уже шла речь во вступительной статье). Однако применительно к романам начала 30–40-х гг. следует сделать одну оговорку. В этот период между «серьезными» и «развлекательными» произведениями четко выявляется существенное различие. В католических романах «Сила и слава», «Суть дела», отчасти уже в «Брайтонском леденце» Грин тяготеет к постановке масштабных моральных и религиозно-философских проблем в их наиболее общем, вневременном звучании. Зато произведения «развлекательного» жанра («Наемный убийца», «Доверенное лицо», «Ведомство страха») уже на фабульном уровне связаны именно с политической злобой дня: Грин изображает провокации, подрывную деятельность реакционных сил, наличие фашистского подполья в Лондоне, а интересы целого ряда персонажей, их действия осмысливает подчеркнуто как социально обусловленные.

С очевидностью тяготея к жанру политического детектива, «развлекательные» романы еще в большей степени обнаруживают черты детектива психологического. Это проявляется не только в том, что внимание автора все время приковано к душевному состоянию героя, как правило травмированного, но и в том, что внезапные повороты в сюжете нередко обусловлены как раз изменением чувств героя, его внутренним потрясением.

На примере романа «Доверенное лицо» советский читатель получает возможность познакомиться с наиболее ярким образцом гриновских романов этого типа. О том, каков был замысел писателя, сохранилось свидетельство критика Дж. Макларена-Росса, встречавшегося с Грином в 1938 г. и спустя много лет поведавшего об этом на страницах журнала «Лондон мэгэзин» (декабрь 1964 г.). По словам критика, Грин, сотрудничавший в то время с кинорежиссером Александром Кордой, даже задумывался о сценарии возможного фильма, но предполагал, что взволновавшая его коллизия покажется кинокомпании «для фильма слишком опасной», поскольку речь идет об «агенте испанского правительства, который приезжает с тайной миссией в Лондон во время гражданской войны и обнаруживает, что война преследует его и там».

Испания в романе открыто не называется, хотя упоминание о гражданской войне в одной из европейских стран позволяет читателю с первых строк безошибочно определить географический и политический адрес событий. Абстрагируясь от конкретных фактов франкистского мятежа и сопротивления ему, Грин использует звучащую в подтексте тему Испании как мощный источник эмоциональной напряженности, окрашивающий главный мотив повествования — мотив войны, преследующей героя. Она прочно поселилась в душе агента Д., охваченного скорбью о погибших и погибающих соотечественниках и потому с нервной обостренностью воспринимающего приметы непривычной для него мирной жизни Англии, не знающей войны. (Ирония судьбы: Грин писал эти строки в доме, которому, как и другим, расположенным рядом с ним архитектурным памятникам XVIII века, было суждено спустя два года, во время налетов фашистской авиации, превратиться в руины!)

Война возрастает для Д. и до глобальных размеров — как царящее в мире насилие, и конкретизируется в лице соперника по миссии Л., в котором Д., посвятивший себя поистине рыцарскому служению обездоленным, видит носителя отвергаемой им ложной, жестокой цивилизации. С войной (и здесь в романе Грина находит отзвук тот особый — горький — опыт испанских событий, который вынесли из них Дж. Оруэлл, А. Кестлер и другие западные интеллигенты) связан также мотив тотальной подозрительности, вражды, взаимной слежки, недоверия друг к другу и — соответственно — измены и предательства, разрывающих изнутри политический лагерь, к которому принадлежит Д. В книге воспоминаний «Пути спасения» Грин с гордостью пишет о том, что его близкий друг Ким Филби (сотрудник «Интеллидженс Сикрет Сервис» и советский разведчик), размышляя о проявлениях сталинизма, ссылался в качестве примера на ситуации, изображенные в «Доверенном лице».